— Вряд ли мне захочется возвращаться в ваш поганый город! — крикнул Морик солдатам, наблюдавшим за ними со стены, сопровождая свои слова неприличным жестом.
Один из солдат вскинул лук и прицелился в Морика.
— Гляньте-ка, — сказал он. — Этот крысенок уже хочет пролезть обратно.
Морик решил, что пора сматываться, и чем быстрее, тем лучше. Он приготовился бежать, но увидел, что солдат торопливо опустил лук. Это объяснялось появлением у ворот капитана Дюдермонта и Робийярда.
Морик вдруг подумал, что капитан, быть может, спас их на Карнавале лишь затем, чтобы наказать самолично. Но Дюдермонт прямиком направился к Вульфгару и пристально посмотрел ему в глаза, однако без какой бы то ни было угрозы. Варвар равнодушно встретил этот взгляд.
— Ты сказал правду? — спросил Дюдермонт. Вульфгар фыркнул, но ничего не ответил.
— Что же произошло с Вульфгаром, сыном Беарнегара? — тихо произнес капитан. Вульфгар отвернулся и пошел было прочь, но капитан обогнал его и заставил посмотреть на себя. — Все-таки ты мне кое-чем обязан, скажи.
— Я ничем тебе не обязан, — ответил Вульфгар.
Дюдермонт умолк, и Морик решил, что капитан пытается поставить себя на место Вульфгара.
— Согласен, — произнес он чуть погодя, а Робийярд возмущенно засопел. — Ты утверждаешь, что ни в чем не виноват, и в этом случае ты действительно ничем мне не обязан, поскольку я лишь поступил по совести. Однако выслушай меня хотя бы в память о прошлой дружбе.
Вульфгар холодно посмотрел на него, но все же остался стоять.
— Я не знаю, что стало причиной твоего падения, мой друг, и что разлучило тебя с Дзиртом До'Урденом, Кэтти-бри и твоим приемным отцом Бренором, — продолжал капитан. — Я лишь надеюсь, что они, а также хафлинг живы и здоровы.
Он умолк на мгновение, но Вульфгар по-прежнему молчал,
— Бутылка — это не выход, друг мой, — продолжал капитан, — а работа вышибалой в кабаке отнюдь не геройство. Почему ты променял на это свое славное прошлое?
Вульфгару надоел этот разговор, и он двинулся прочь. Когда же капитан снова преградил ему дорогу, варвар попросту оттолкнул его и прошел мимо, не замедлив шага. Морик бросился вдогонку.
— Я предлагаю тебе отправиться в рейс! — выкрикнул ему в спину Дюдермонт неожиданно даже для самого себя.
— Капитан! — попытался остановить его Робийярд, но тот лишь отмахнулся и заковылял вслед за Вульфгаром и Мориком.
— Вернемся вместе на «Морскую фею», — продолжил капитан. — Будем преследовать пиратов, чтобы Побережье Мечей стало безопасным для честных моряков. Обещаю тебе, там ты вновь обретешь себя!
— И буду выслушивать, что ты обо мне думаешь, — ответил Вульфгар, потянув с собой Морика, который притормозил, услышав предложение капитана, — а это мне совсем неинтересно.
Морик, открыв рот, остановился. Дюдермонт покачал головой и пошел к городским воротам. Робийярд же, напротив, с недовольным видом остался стоять на месте.
— Можно я… — начал Морик, сделав шаг к чародею.
— Убирайся отсюда побыстрее, Бродяга, — грозно ответил Робийярд. — Или превратишься в кучу грязи, которую ближайший дождь смоет с лица земли.
Морику, который терпеть не мог чародеев, не надо было повторять дважды.
Часть 3
ДИКАЯ СТРАНА
В своей жизни мне часто случалось созерцать природу добра и зла. Я не раз видел крайние проявления того т другого, но зла все же больше. Вся моя юность прошла среди зла, сам воздух Мензоберранзана был настолько пропитан злобой, что я просто задыхался в нем и поэтому сбежал.
Совсем недавно, когда я сумел завоевать относительное расположение народов поверхности благодаря распространившейся обо мне доброй славе (пусть они и не любят меня, но, по крайней мере, терпят), мне стало ясно: все, что творится в Мензоберранзане, существует и наверху, только не в столь откровенном виде. Слишком уж здесь много оттенков серого, и соотношение света и тьмы весьма причудливо. И многие люди, если не большинство, имеют в душе темную сторону, тягу к страшному, низменному и нередко безразличны к чужой боли.
Ярче всего это проявляется на мероприятиях вроде Карнавала Воров в Лускане, где страшная жестокость прикрывается именем правосудия. Приговоренных, иногда виновных, иногда нет — по существу, это не имеет значения, — проводят перед кровожадной толпой, их избивают, пытают, после чего казнят, и при этом зрелищность — непременное условие. Ведущий представление судья городского совета делает все возможное, чтобы исторгнуть из уст приговоренных самые душераздирающие вопли; его работа состоит в том, чтобы толпа смогла увидеть па лице несчастного выражение беспредельного ужаса и боли.
Когда-то, будучи в Лускане вместе с капитаном Дюдермонтом, командиром «Морской феи», я посетил такое судилище, куда приведи нескольких пиратов, подобранных нами после того, как их корабль пошел ко дну. Увидев, как тысяча людей, сбившись вокруг высокого помоста, кричит и визжит от восторга, наблюдая, как несчастных преступников буквально разрезают на куски, я чуть было не сбежал с корабля Дюдермонта, решив покончить с охотой на пиратов, а вместо этого стать отшельником в месте, где не ступала нога человека.
Но рядом была Кэтти-бри, которая напомнила мне, что те же самые пираты обращались со своими пленниками ничуть не милосерднее. Хотя она согласилась, что это не оправдывает Карнавал Воров, но все же она утверждала, что лучше такая расправа, чем встреча с этими же пиратами в открытом море.
Но почему? Почему такое происходит?
Этот вопрос не давал мне покоя, и в поисках ответа я стал исследовать темную сторону загадочного существа, называемого человеком. Почему обычные, как правило, милые люди могут пасть так низко, чтобы наслаждаться зрелищем вроде Карнавала Воров? Почему даже некоторые из членов команды «Морской феи», которых я считаю благородными, славными людьми, также с удовольствием смотрят этот жуткий спектакль?
Среди миролюбивых народов только люди «празднуют» казни и наказания преступников. У хафлингов такого вида развлечений не существует — в их обществе все преступники умирают от переедания. И у дворфов тоже нет ничего подобного, несмотря на их суровость и грубость. У них принято расправляться с преступниками решительно и чистоплотно, не устраивая из наказания публичного зрелища. За убийство казнят одним-единственным точным ударом по шее. В толпе зрителей на лусканском Карнавале Воров я не видел светлых эльфов. Когда двое из них случайно оказались поблизости, они тут же бежали, испытывая глубочайшее отвращение. И, насколько я знаю, у гномов смертной казни не существует вовсе, там наказывают пожизненным заключением в довольно удобной камере.
Но почему же так делают люди? Откуда эта потребность в зрелищах, подобных Карнавалу Воров? Может, зло — неотъемлемая часть их природы? Но это слишком простой ответ.
