По пути мы миновали несколько шаманских святынь, или обо, расположенных на возвышенных участках дорог. Эти сложенные из камней пирамиды до двух метров высотой являются местами поклонения (как жилища духов-защитников) и поэтому украшены синими лентами. Путник, проезжая мимо обо, должен спешиться, обойти его трижды по часовой стрелке и добавить к пирамиде три камня. Помимо синих лент, приношениями служат банкноты, монеты, жир животных, предметы одежды, пустые бутылки и даже деревянные костыли или гипсовые лангетки. В отдаленных местностях можно увидеть в обо также черепа коней или яков или оленьи рога. Как и могильные курганы в Евразии, обо — священные места, где в прежние времена почитали память умерших. Вплоть до XVI века каждая семья или племя имели собственный обо. В начале весны община приносила в жертву коня и помещала его голову в обо, сопровождая обряд приношением пищи. Затем духов мертвых приглашали к участию в пиршестве, в ходе которого им рассказывали о происшедших за год событиях. Таким образом поддерживалась связь между миром живых и миром мертвых.
К вечеру мы достигли реки Бага-Ойгур и стали лагерем на берегу. За весь день мы не видели ни герое, ни людей и были уверены, что местность вокруг лагеря необитаема. Оказалось, мы ошиблись: по-волчьи внезапно в бледном лунном свете нарисовались силуэты двух вооруженных всадников. Произошел традиционный обмен нюхательным табаком между ними и нашим проводником, и после короткого разговора мы узнали, что один из мужчин был самодеятельным стражем наскальных росписей Цагаан-Салаа. Ньингже показал нам его сомнительную «верительную грамоту» — членский билет Коммунистической партии. Была распита бутылка горячительного — и вот уже кони уносят опасно раскачивающихся наездников к их становищу.
Ранним утром — поскольку солнце в 6 часов уже стояло высоко — мы отправились к скалам. Цагаан-Салаа — это огромная художественная галерея под открытым небом, тянущаяся вдоль берегов горных рек Цагаан-Салаа и Бага-Ойгур, «экспонаты» которой датируются поздним палеолитом. Скалы покрывают более 10 000 изображений, которые все без исключения ориентированы на юг, юго-запад или юго-восток — те стороны горы, которые обращены к закатному солнцу.
Когда в конце ледникового периода таяли ледники, их место заняли густые леса и болотистые равнины, населенные турами, лосями и благородными оленями. Около 4600 лет назад началась засуха, которая привела к исчезновению туров. В то же время широко распространились верблюды. По всей западной Монголии уменьшалась площадь лесов, а с ними — и количество крупных лесных животных. Начиная с конца бронзового века, около 3000 лет назад, сокращались стада диких копытных, таких как яки, и росло поголовье прирученного скота; охота продолжалась только на меньших животных — благородных оленей, медведей и вепрей. Изображения Цагаан-Салаа — не имеющая равных летопись этих изменений, запечатлевшая также зарождение монгольского кочевого образа жизни. Рисунки груженых быков и бредущих стад, ведомых пастухами и охраняемых собаками, показывают, что люди в те времена часто меняли места пастбищ, а изображения хижин и загонов для скота — что зимой они устраивали постоянные становища.
Мы исследовали Цагаан-Салаа несколько дней, обнаружив сотни рисунков мамонтов, туров, гигантских лосей и оленей, хищных птиц, коней, вепрей, верблюдов, яков и другого скота, лисьих или собачьих голов, сцен охоты, сражений с применением стрел и луков или мечей, а также двух- и четырехколесных повозок и даже человека на лыжах
[27]. Последний преследовал оленя или лося с изображенным между рогов округлым диском. Хотя лыжник оказался только один, мы нашли еще нескольких оленей с дисками или шарами на головах. Они напомнили мне египетские изображения бога плодородия и подземного мира Аписа, почитавшегося в образе быка с солнечным диском между рогами.
Несколькими неделями позже в Улан-Удэ, столице Бурятии, мы повстречались с этнологом, который сумел объяснить эти замечательные сценки:
— У народа эвенков, живущего в этом районе, бытует миф о гигантском лосе Хэглэне, подхватившем солнце на рога и унесшем его к северу, угрожая человечеству вечным холодом и бесконечной ночью. Чтобы спасти людей, божественный богатырь Маэн (Манги) погнался за лосем и силой отобрал у него солнце, на рассвете вернув его людям. Эвенки верят, что эта космическая мистерия совершается каждую ночь. Человек на лыжах в Цагаан-Салаа — это изображение Маэна, преследующего Хэглэна.
Рисунки Цагаан-Салаа запечатлели происходивший в соответствии с климатическими изменениями переход от охоты и собирательства к кочевому скотоводству. Ложе долины Цагаан-Салаа покрыто погребальными насыпными холмами, называемыми курганами, датируемыми началом 1-го тысячелетия до н. э. Эти курганы моложе большинства рисунков, что заставляет предположить намеренное возведение этого некрополя в непосредственной близости от скал с петроглифами.
Мы также видели несколько изображений порожних или груженых повозок, запряженных лошадьми. На плоских травянистых равнинах Монголии тяжелые колымаги когда-то использовались для перевозки грузов и герое во время миграций кочевых племен. Такие повозки с толстыми деревянными колесами без металлических ободьев до сих пор в обиходе в Центральной Монголии.
В то время как многие мотивы постоянно повторяются, нам встретились и более редкие изображения, такие как танцующий человек с головой оленя; оленьи рога ясно различимы. Многие столетия охотники надевали шкуры и головной убор с рогами или длинными ушами, приманивая или выслеживая добычу; этот прием широко распространен и сегодня. С другой стороны, рисунок мог изображать часть ритуала, которым охотник выказывает уважение духу животного перед тем, как отправиться на охоту. Эту последнюю интерпретацию подтверждает древний охотничий ритуал южносибирских эвенков, в ходе которого они, обрядившись в оленьи шкуры и надев рога, пляшут в священном месте, чтобы привести духа оленьего рода в благоприятное настроение. А еще этот образ может быть соотнесен с танцем шамана. Вера в то, что шаманы умеют превращаться в животных, показывает, насколько зыбка в представлении монгольских кочевников граница между мирами людей и живой природы.
Особенно поразительны два варианта изображений оленей в Цагаан-Салаа. Один, предположительно относящийся к скифскому периоду (т. е. с VIII–IX по III век до н. э.), имеет крайне стилизованно изображенные рога с отростками, похожими на птичьи клювы. В другом случае рога имеют форму дерева. В данном контексте олень является символом — носителем женского начала, поскольку ежегодно отрастающие и сбрасываемые рога олицетворяют цикл жизни и смерти, способность людей и животных к продолжению рода и вообще плодородие природы. Другим, еще более конкретным, выражением женского плодородия являются сцены отела, спаривающегося скота, изображения стельных олених с ясно видимыми в их животах оленятами.
Еще один замечательный мотив — «хозяин зверей». Это мужчина, стоящий между двумя каменными козлами, вставшими на дыбы в зеркальных по отношению друг к другу позах. Человек простертыми в стороны руками касается их голов. Годом раньше нам довелось видеть этот образ в пустыне Гоби, в Южной Монголии, только «хозяин зверей» стоял между двумя огромными дикими яками. Этот рисунок отображает идею превосходства шамана — и человека вообще — над животными. В миросозерцании монгольских народов люди, фауна и флора представляют различные, но одинаково ценные элементы общего мироздания. Человек — часть природы, он не стоит над ней.
