Я уже погрузился в глинистую воду по пояс и едва мог пошевелиться. В памяти мелькали кадры из фильма 1927 г., где один из верблюдов Свена Гедина вот так же застрял и захлебнулся. Наконец, четверо уйгуров принялись нас спасать. Они освободили Урса, а потом обступили меня кружком, стараясь не стоять на одном месте. Пока местные тянули меня за руки, Урс откапывал мои ноги, сперва правую, а потом левую. Покончив с этим, измученный и шатающийся, он побрел к берегу. Уйгуры вытащили меня окончательно, отволокли на берег и уронили, как куль с мукой. Благодаря им я избежал иронии судьбы: утонуть в пустыне.
Через два дня мы отправились из лагеря в Тынгыз-Басти на семичасовую прогулку на верблюдах к древней крепости Карадонг, стоящей на старинном тракте, некогда соединявшем Северный и Южный Шелковые пути. И верблюды, и погонщики так и норовили сойти с дороги: верблюды — потому что любят жевать свежие листья тамариска, а погонщики — потому что искали корень дайонга, афродизиака, пользующегося большим спросом в Китае (такой корень в Ютяне стоит от 30 до 35 ренминби).
Мы добрались до Карадонга далеко за полдень и взобрались на небольшой песчаный холм. Палатки могли и подождать. Отсюда были видны развалины 2000-летней крепости, раскинувшиеся перед нами в мягком вечернем свете. Пока мы их фотографировали, верблюды необычно тесно сгрудились вместе, временами поревывая и утыкаясь мордами в песок. Ибрагим взволнованно крикнул У: «Идет горячий ветер!»
И действительно, горизонт начал приобретать ядовитый желто-зеленый оттенок, а небо стало быстро темнеть. Мы торопливо упаковали камеры и бросились к верблюдам, которые теперь легли, подогнув колени и укладывая шеи друг на друга. Прежде чем мы успели их разгрузить, буря врезалась в нас, как таран из горячего воздуха и песка, опрокидывая на землю. Устоять на ногах было невозможно. Мы доползли до верблюдов и съежились за их огромными телами, пытаясь укрыться от самого худшего.
Это был кара-буран, черный ураган. В одно мгновение день обернулся ночью и стало ужасно холодно. У дополз до попон, использовавшихся как верблюжьи седла, и разделил их между нами; за считаные секунды его так облепил песок, что и узнать нельзя было. Прошло четыре часа, а буря бушевала все с той же яростью. У нас не было другого выхода, кроме как лежать, где лежали, скорчившись в песке, с пустым желудком и пересохшей глоткой. Песок, как саван, покрывал нас толстым слоем. Теперь я прекрасно понимал, почему люди считали живой неукротимую мощь кара-бурана и приписывали его появление проделкам демонических сил. У путешественников, отставших в такую бурю от своих караванов, было мало шансов выжить. Черные ураганы в минуту изглаживают следы и меняют вид местности: образуются новые песчаные дюны; тамарисковое дерево, служившее важным ориентиром, прячется в песке; похороненный скелет вдруг является перед взорами живых.
Ранним утром буря наконец выдохлась и постепенно утихла. При первых лучах рассвета мы поднялись на ноги и принялись избавляться от песка. Он был повсюду: насыпался в багаж, забился в волосы, глаза, рты и носы; даже на зубах скрипел. Но воздух теперь был чист, как после грозы, и вскоре мы отправились исследовать Карадонг. Самые большие из известных руин были крепостью или укрепленным караван-сараем времен Поздней Хань (24—220 гг. н. э.). На глиняных стенах укрепления когда-то стояли многочисленные деревянные конструкции, обмазанные глиной. Как и в Дандан-Ойлыке, я заметил здесь следы вандализма: одна из поперечных балок восточных ворот была обуглена. Внутри крепости находились развалины большого двухэтажного жилого дома.
Гедин был в Карадонге в 1896 г. — если верить местным источникам, первым из иностранцев. По возвращении он описал несколько буддистских настенных росписей, но они, казалось, бесследно исчезли к тому времени, как 10 годами позже Карадонг исследовал Аурел Стейн. Секрет исчезновения этих фресок был раскрыт 100 лет спустя, когда уйгурский археолог Идрис Абдурасул набрел на развалины двух маленьких храмов, открывшихся в пустыне после недавней песчаной бури. Там-то Идрис и нашел росписи, обнаруженные Гедином. Они датированы III веком н. э. и наряду с миранскими входят в число древнейших сохранившихся в мире буддистских фресок. К северу от этих храмов огромные песчаные барханы не позволяют проводить раскопки.
Экспедиция наша близилась к концу, и нас, что называется, «отпустило». Уже не очень хотелось ехать в Эндеру, последний пункт нашей исследовательской программы. Каждый строил собственные планы. Урс хотел еще поснимать Хотан, Йон — записать традиционную уйгурскую музыку в Ютяне, а Эрнст — пройтись по базару. В Тынгыз-Басти мы переночевали в доме одного из наших погонщиков, который также был старостой оазиса. Во время экспедиции он был сама скромность и подчинялся Ибрагиму, но дома полностью переменился. Со всех сторон собрались соседи, уважительно приветствуя его. Он принял их, восседая в дальнем конце длинной комнаты на кане, а гости двумя рядами примостились на корточках на полу. Сцена была почти ритуальная: подданные отдают дань уважения своему правителю.
Однако вечером на трех новеньких с иголочки «тойота-лендкрузерах» появились истинные «правители». Это была делегация из 10 человек из столицы провинции, города Урумчи, явившаяся якобы проверить условия жизни сельчан. У старосты не было иного выхода, кроме как потешить их за свой счет с помощью свежезарезанной овцы и огромного количества дешевой выпивки. На следующее утро всем членам делегации преподнесли подарки, состоявшие из шкур, шерсти, дайонга и крепких напитков. Ибрагим сердито сказал мне, что через несколько месяцев за этой группой последует другая: «Ну чисто саранча!» Вскоре и мы попрощались с нашими погонщиками и их верблюдами, так славно нам послужившими, и отправились в путь на двух джипах, которые пунктуально прибыли за день до отъезда. Мы ехали по песчаной дороге вдоль извивающейся Керьи и через несколько часов остановились у поста, взимавшего дорожную пошлину. Постовой запросил с нас 500 ренминби вместо ожидаемых 200. Похоже, чиновники, проехавшие через пост перед нами, наплели ему, что последние две машины охраны — то есть мы — заплатят за всех. Что было делать!
Прошло еще несколько дней. Мы были уверены, что доберемся до деревни Хортанг, в 240 км к востоку от Ютяня, к середине дня, поскольку прямая как стрела дорога была недавно отремонтирована. Из Хортанга пустынный тракт вел к хутору Аньдиэр, где мы должны были сменить джипы на верблюдов. Однако наши два водителя решили устроить «черепашью забастовку» и тащились по дороге со скоростью 40 км/ч, несмотря на ее прекрасное состояние и отсутствие транспорта. Спустя всего пару часов мы повернули к авторемонтной мастерской под открытым небом в городке Яватонг, чтобы избавиться от «неисправностей» в моторах обеих машин. Водители тут же исчезли на два часа, оставив джипы на попечении механика, который никак не мог взять в толк, что же ему полагается чинить. С некоторым смущением У объяснил причину столь неприятного поворота дел. Месяц назад или около того нам пришлось оставить один из двух наших автомобилей на пути к крепости Мазар-Таг, так как была повреждена трансмиссия. Два дня назад я обнаружил, что ее так и не починили, и громко выразил свое неудовольствие. При этом водители решили, что «потеряли лицо», — и теперь мстили за это. До Аньдиэра мы добрались глубоко за полночь. Водители злорадно ухмылялись, так как они назавтра могли спать допоздна, тогда как нам спозаранку надо было отправляться в Эндеру с новым караваном верблюдов.
