Для примера рассмотрим утверждение: «Соединенные Штаты больше, чем штат Нью-Йорк». Чтобы установить его истинность, нужны две посылки. Первая: целое больше любой из его частей. Вторая: Соединенные Штаты – это целое, одна из частей которого – штат Нью-Йорк. Из этих двух утверждений следует, что Соединенные Штаты больше, чем штат Нью-Йорк. Посылки были истинными, так что следующее из них заключение также истинно.
Однако существует очень мало утверждений, истинность которых вытекает из правильного рассуждения на основе истинных посылок. Истинность большинства утверждений, выражающих наши мысли, не так легко определить. Часто мы по-прежнему сомневаемся, истинно или ложно утверждение. Мы в состоянии разрешить эти сомнения, обратившись к доказательствам, предоставляемым опытом наших чувств.
Например, если мы не уверены, сколько этажей в каком-то здании – двенадцать или пятнадцать, избавиться от сомнения достаточно легко, посмотрев на строение и посчитав этажи. Одно относительное простое наблюдение покажет нам, было ли наше утверждение о высоте здания истинным или ложным.
Наблюдения – это способ установить истину утверждений об объектах, которые воспринимаются через наши органы чувств. Но можем ли мы доверять своим чувствам? Не всегда, так что нужно проверять и доказывать наши собственные наблюдения с помощью наблюдений других людей.
Например, в результате собственных наблюдений я утверждаю, что автомобиль, врезавшийся в стену, ехал очень быстро. Но привлекаются и другие свидетели того же события – чтобы добраться до истины. Если все они высказывают то же самое наблюдение, скорее всего, высокая скорость автомобиля окажется истиной. Чем больше свидетелей, подтверждающих это предположение, тем оно вероятнее.
Только вероятно истинное утверждение обладает той же степенью истинности, что и то, которое мы считаем безусловно истинным. Либо автомобиль ехал очень быстро, либо нет. Утверждение о скорости либо истинно, либо ложно. Говоря, что утверждение только вероятно истинное, мы не оцениваем степень его правдивости. Мы оцениваем нашу собственную степень уверенности в утверждении правды, касающейся определенной ситуации.
Степени вероятности не являются мерами истинности утверждения, а только мерами доказательств, с помощью которых мы определяем его истинность. Истина, которую мы утверждаем с уверенностью (например, о целом и его частях), не большая истина, чем истина, рассматриваемая нами только как вероятность (например, о скорости движения автомобиля, врезавшегося в стену).
Некоторые свидетели имеют специальные знания, чтобы делать наблюдения, помогающие определить истинность утверждений; некоторые нет. Например, в результате моего собственного наблюдения я говорю, что кольцо на пальце золотое. Конечно, оно может только выглядеть золотым, а на самом деле быть позолоченным. Невооруженным глазом сложно или даже невозможно определить, из какого материала сделано кольцо. Даже опытные ювелиры не дадут вам точного ответа, только посмотрев на него или подержав в руках. Ювелир знает, что существуют способы определения действительного материала объектов, которые на вид сделаны из золота. Проведя над кольцом соответствующий тест и увидев его результат, ювелир как эксперт скажет, является ли мое первоначальное утверждение о материале кольца истинным или ложным.
Мы рассмотрели утверждения о конкретных объектах: о высоте определенного здания, о скорости определенного автомобиля, о металле определенного кольца. Истинность таких утверждений можно проверить с помощью наблюдений. Иногда в результате наших собственных наблюдений или наблюдений других людей мы бываем относительно уверены в истинности рассматриваемого утверждения; иногда они не убеждают нас целиком.
Наблюдения редко придают нашим утверждениям уверенности, которую мы имеем относительно истинности самоочевидных утверждений или которую можно установить с помощью правильных рассуждений. Я говорю «редко», а не «никогда», потому что, согласно Аристотелю, истинность некоторых простых утверждений о наблюдаемых объектах столь же очевидна, как самоочевидность истинности некоторых общих утверждений. Пока я пишу это предложение, в моей пишущей машинке есть лист бумаги, и этот факт непосредственно очевиден для меня. Мне не нужно подтверждение других свидетелей, чтобы поверить в его истинность. Я столь же уверен в его истинности, как и уверен в истинности утверждения о целом и его частях.
Нам осталось рассмотреть большой класс утверждений, называющихся обобщением из опыта, например: «Все лебеди белые»; «Все эскимосы низкого роста». Поскольку никто не способен увидеть цвет всех лебедей или рост всех эскимосов, наблюдение само по себе не позволит установить истинность этих обобщений.
Ряд наблюдений может убедить нас, что обобщения, вероятно, истинны. Чем больше наблюдений, тем сильнее наша уверенность. Но увеличение их количества увеличивает только вероятность. Это никогда не приведет к уверенности, что обобщения верны.
Тем не менее можно убедиться в том, что обобщение ложно, даже если мы никогда не будем уверены, что оно истинно. В предыдущей главе я указал, что утверждения «Некоторые лебеди черного цвета» и «Лебедь, на которого я смотрю, черный» противоречат утверждению «Все лебеди белые».
Противоречащие друг другу утверждения не бывают одновременно истинными.
Истинность моего наблюдения, что один лебедь черный, опровергает обобщение, что все лебеди белые. Ввиду одного этого наблюдения я точно знаю, что обобщение ложно.
Итак, по Аристотелю, мы в состоянии установить истинность или ложность утверждения, с одной стороны, обращаясь к опыту, а с другой – к разуму.
Чувственное восприятие дает нам один из способов проверки истинности или ложности рассматриваемых утверждений. Кроме того, Аристотель рекомендовал нам всегда учитывать мнения других людей, прежде чем делать собственный вывод: особенно мнения, поддерживаемые большинством, или небольшим количеством экспертов, или мудрецом.
Глава 19
Вне разумных сомнений
В США установлены два стандарта для вынесения приговора судом присяжных. По вопросам факта, который суд представляет присяжным, им иногда требуется дать ответ, не содержащий обоснованных сомнений; а иногда вполне достаточно, если ответ суда присяжных поддерживается вескими доказательствами.
Аристотель сделал подобное различие между двумя способами, с помощью которых мы отвечаем на вопросы всех видов. Как ответ суда присяжных без обоснованных сомнений, мы иногда можем ответить на вопрос утверждением, имеющим статус знания. Ответы, не состоящие из знаний, Аристотель называл мнениями. Мнения приближаются к знаниям до той степени, до которой они имеют подтверждение доказательствами. На противоположном конце шкалы находятся полностью голословные мнения.
Различие, проводимое Аристотелем между знанием и мнением, очень резкое, возможно, даже слишком, чтобы безоговорочно принять его. По Аристотелю, когда у нас имеются знания, то, что мы знаем, состоит из необходимых истин. Мы утверждаем такие истины с уверенностью, потому что они находятся вне пределов разумных сомнений. Например, мы не сомневаемся в том, что конечное целое больше, чем любая из его частей. Если что-то является конечным целым, оно должно быть больше, чем любая из его частей. Оно не может быть меньше.
