Золотой век подобен супермаркету: выбирай – не хочу. А что ты выберешь, уже зависит от тебя. Покупка в супермаркете не гарантирует изысканной трапезы, но делает ее возможной. К тому моменту, когда Тагор стал взрослым, основы Бенгальского Возрождения уже были заложены. «Супермаркет» открылся. Тагор стал в нем частым и творческим покупателем. Узость была чужда ему, как и многим гениям. Он черпал вдохновение всюду, где мог: в буддизме, классическом санскрите, английской литературе, суфизме и даже у баулов – странствующих певцов, которые скитались от деревни к деревне. Гений Тагора был гением синтеза.
Желая больше узнать о Тагоре, я отправляюсь в его родовое имение Джорасанко. С удовольствием обнаруживаю, что атмосфера времени не исчезла. Здание из красного песчаника выглядит несколько изношенным, но в целом таким же, каким было при Тагоре.
Вхожу, снимаю, согласно инструкции, туфли – священная земля! – и меня приветствует лучезарная Индрани Гхош, смотрительница музея Тагора. Это крупная женщина, чья улыбка хорошо согласуется и с полнотой, и с бордовым бинди на лбу. Ее кабинет с виду тоже допотопен. Старые шкафчики для документов, маломощный и шумный потолочный вентилятор, потрепанные стулья из ротанговой пальмы – все это освещено тем бледным флюоресцентным светом, который можно найти в офисах индийских чиновников и шотландских ученых.
Неудивительно, что она поклонница Тагора:
– Уж не знаю, существуют ли боги и богини, но Тагор существовал. И для меня он как бог.
Некоторое время мы сидим в молчании.
– Вы ведь хотите услышать сердцебиение города Тагора, я правильно понимаю?
Да, правильно.
Тогда, говорит она, я не ошибся местом. Именно здесь Тагор рос. Кстати, в детстве он испытывал одновременно одиночество и постоянный приток впечатлений. Будучи младшим из пятнадцати детей, Тагор был постоянно окружен хаосом и культурой – и на улицах, и дома. Подумать только: кругом босые и шальные маленькие Тагоры…
Да, это было буйное и бурное время. Годами позже Тагор напишет: «Оглядываясь назад, на свое детство, я понимаю, что чаще всего меня посещала мысль, что я окружен тайной». Эта тайна, как и сопутствующий хаос, одновременно возбуждала и воодушевляла его.
Хаос. Зачастую это слово ошибочно используется как синоним «анархии». «Что за хаос!» – возмущаемся мы, зайдя в комнату взрослеющей дочери. Можем назвать хаотичным и свой внутренний мир. Но мы полагаем, что хаос плох и что от него надо избавляться любой ценой.
А что, если мы ошибаемся? Что, если ничего худого в хаосе нет? Что, если он способствует творческим прорывам?
В первый момент звучит дико. Разве творческие люди не доискиваются возможности сдержать хаос и нащупать «форму, которая позволит беспорядку улечься», как сказал Сэмюэл Бекетт? Все верно, но иногда они ищут и хаоса, а если не находят, то создают его. Хаос на письменном столе Бетховена… Хаос в личной жизни Эйнштейна… Одним словом, хаос рукотворный. Творческим людям известно: произвольность – слишком важная вещь, чтобы оставлять ее воле случая.
Жажда хаоса, а не только порядка глубоко укоренена в нас и, по некоторым данным, тесно связана со строением нервной системы. Много лет назад невролог Уолтер Фримен провел любопытный эксперимент: выяснил, как мозг реагирует на новые запахи. Он прикреплял электроды к голове кроликов, а затем давал им почувствовать различные запахи, частью знакомые, а частью нет. Сталкиваясь с новым и неизвестным запахом, мозг кроликов входил в состояние, которое Фримен называет: «Я не знаю». Этот источник хаоса позволяет мозгу «избегать всех видов деятельности, усвоенных ранее, и вырабатывать новый вид».
Фримен заключает: хаотические состояния нужны мозгу, чтобы обработать новую информацию (в данном случае – новые запахи). «Без хаотического поведения нервная система не может добавить новый запах в свой репертуар изученных запахов», – пишет он.
Выводы Фримена имеют колоссальное значение. Получается, что хаос не мешает творчеству, а составляет важный его ингредиент. Наш мозг созидает не только порядок из хаоса, но и хаос из порядка. Творческий человек не воспринимает хаос с ужасом, а смотрит на него как на кладезь информации. Да, эта информация лишена для нас смысла. И все же потенциально она важна, поэтому пренебрегать ею не стоит.
Творческий человек сотрудничает с хаосом, но сотрудничество не есть капитуляция. Вечный хаос ничуть не полезнее для творчества, чем идеальный порядок. И все же, как отмечает бельгийский химик и нобелевский лауреат Илья Пригожин, где-то между ними есть волшебная и удивительная смычка: «Внутри нее существуют все возможности». Творческие люди постоянно пребывают в вечном танце на краю хаоса.
Судя по недавним исследованиям, это удивительно могущественный танец. Ученые провели эксперимент: предоставляли испытуемым фигуры самых разных форм – линии, круги, треугольники, кольца и т. д., – из которых те могли создать предметы с узнаваемой функцией (скажем, мебель, посуду или игрушки). Затем жюри оценивало степень креативности продуктов. Но одни испытуемые могли выбирать категорию предметов и/или исходные формы самостоятельно и целенаправленно, а другим экспериментаторы просто передавали готовый вариант, выбранный случайным образом.
Результаты оказались неожиданными и недвусмысленными. Самые креативные продукты были созданы в тех случаях, когда и категория предметов, и исходные формы представляли собой результат случайной генерации. Чем меньше оставалось выбора, тем ярче проявлялось творчество. Возможно, это удивит вас, поскольку в нашей культуре есть культ выбора (или иллюзия выбора?). Однако случайность – более мощный эликсир творчества. Почему? Опять-таки, объясняет Дин Симонтон, все дело в ограничениях. «Отталкиваясь от полностью неожиданного, испытуемые должны были изыскать максимум творческих возможностей», – заключает он. (Конечно, всему есть мера. Избыток случайных стимулов породит вместо гениальности невроз.)
Мы раскрываемся в «хаотической» и стимулирующей среде. Это верно не только в психологическом, но и в физиологическом плане. У крыс, выросших в обстановке, богатой стимулами, формируется больше кортикальных нейронов – мозговых клеток, которые обеспечивают мышление, восприятие и сознательное движение. Их мозг больше весит и содержит более высокие концентрации важных химических веществ в сравнении с крысами, которые не получили такой стимуляции. Наше тело и наш ум жаждут не просто стимулов, но комплексных и многообразных стимулов.
Видный кардиолог Ари Гольдбергер в свое время выяснил нечто неожиданное: здоровое сердцебиение отличается не регулярностью и ритмичностью, а нерегулярностью и хаотичностью. Он эмпирически доказал: скорую остановку сердца предвещает именно крайняя регулярность, а не нерегулярность. Еще один пример мы находим у эпилептиков. Раньше считалось, что эпилептические припадки возникают в результате хаотической деятельности мозга. На самом деле все наоборот: «Во время припадков ЭЭГ становится регулярной и периодической, тогда как нормальная ЭЭГ нерегулярна», – отмечает Алан Гарфинкель, профессор медицины из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
