– На самом деле, – он наклонился ко мне так, как будто это была та история, которую стоит рассказывать, – она попросила меня подойти и посмотреть на ее трусики.
– Ну конечно, – кивнул я.
– Они застряли в мешалке в стиральной машине.
– А они не были случайно в этот момент на ней? Это я к тому, что ты сказал, что она не особо умная.
– Нет, она их стирала, а резинка застряла в крутящейся штуке, и она попросила прийти ей на помощь и вытащить их. Большие трусики, – добавил он и ненадолго впал в задумчивость, припоминая, затем продолжил: – Я их достал, но они были чертовски сильно разорваны, так что я сказал, пошутил то есть: «Мисс, я надеюсь, у вас есть другая пара, потому что эти разорваны ко всем чертям».
– Ох, Стивен, как остроумно.
– Все ради Уэйнсборо, поверь мне. И она сказала (и в этом все дело, мой грязный свинолюб), она сказала: «А ты не хотел бы сам узнать, сладкий?» – И он выразительно пошевелил бровями. – Короче, я встречаюсь с ней в семь у пожарной станции.
– Она что, держит там свои запасные трусики?
Он сердито посмотрел на меня и сказал:
– Нет, это просто место, чтобы встретиться. А потом мы поужинаем в Papa John’s. А чуть позже, как бы ни сложились обстоятельства, мы займемся тем, чем ты занимался целый день. Только мне не придется перелезать через забор и подманивать ее люцерной. Ну, я на это надеюсь, во всяком случае. Эй, взгляни-ка, – сказал он и поднял пакет, стоящий у него в ногах. Потом достал розовые женские трусики, которые справедливо можно было назвать весьма вместительными. – Я думаю подарить их ей. В качестве шутки, понимаешь.
– В ресторане? Ты уверен, что это хорошая идея?
– Я сделаю это незаметно.
Я взял у него трусики и поднял их на вытянутых руках. Они и впрямь были захватывающе гигантскими.
– Знаешь, если они ей не понравятся, ты сможешь использовать их в качестве подстилки. Скажи, – я не мог не спросить, – эта их огромность… Это часть шутки?
– О, она действительно большая женщина, – сказал Кац и снова радостно поиграл бровями. После чего он аккуратно и даже благоговейно положил трусы обратно в пакет. – Большая женщина.
Итак, я ужинал в одиночестве в кафе под названием Coffee Mill. Это было немного странно – быть без Каца после стольких дней постоянного совместного времяпрепровождения, но настолько же приятно. Я ел свой стейк, прислонив книгу к сахарнице, абсолютно довольный, когда увидел Каца, крадущегося ко мне с тревогой во взгляде.
– Слава богу, я нашел тебя, – сказал он и сел напротив меня. Он обливался потом. – Тут один парень меня разыскивает.
– О чем ты?
– Муж Бьюлы.
– У Бьюлы есть муж?
– Я знаю. Это чудо. Не может быть больше двух человек на земле, готовых с ней спать. Но вот, как оказалось, мы оба здесь, в одном городе.
Все это происходило слишком быстро для меня.
– Постой, я не понимаю. Что же все-таки с тобой случилось?
– Я стоял у пожарной станции, как мы и договаривались, и тут появился красный грузовик с визжащим прицепом, и этот парень вылез из него. Он был действительно зол и сказал, что он муж Бьюлы и хочет поговорить со мной.
– И что ты сделал?
– Я убежал. А ты что подумал?
– И он тебя не остановил?
– Он весит килограммов триста. Я бы не сказал, что бег – это его. Он скорее будет стрелять по яйцам. Пытаясь меня найти, он рыскал по округе полтора часа. Я бежал через задние дворы, врезаясь в развешенную одежду и прочее дерьмо. Теперь еще один парень преследует меня, потому что решил, что я вор. И что, черт возьми, мне теперь делать, Брайсон?
– Так, во-первых, ты навсегда перестанешь разговаривать с толстыми дамами в прачечных.
– Да-да-да-да-да, клянусь.
– Затем я выйду отсюда, посмотрю, все ли чисто, и дам тебе сигнал через окно.
– А потом?
– Потом ты резво бежишь обратно в мотель, прикрывая свои яйца руками, и надеешься и веришь, что этот парень тебя не заметит.
– И все? Это твой лучший план? Твой лучший план? – спросил он, помолчав перед этим пару минут.
– У тебя есть получше?
– Нет, но я не провел несколько лет в колледже.
– Стивен, в колледже меня не учили, как спасать твою задницу в Уэйнсборо. Я специализировался в области политических наук. Если бы твоя проблема заключалась в отношениях с пропорциональным представительством Швейцарии, я, может быть, смог бы тебе помочь.
Он вздохнул и снова сел, скрестив руки, размышляя о своем положении и пытаясь понять, как он смог в это вляпаться.
– Больше ты не позволишь мне разговаривать с любыми женщинами любого размера, по крайней мере до тех пор, пока мы не покинем Конфедерацию. Тут все ходят с пушками. Обещаешь?
– Ох, обещаю.
Он сидел в абсолютном молчании, пока я доедал ужин, не переставая озираться, проверяя все окна и ожидая увидеть толстое злое лицо, прижатое к стеклу. Когда я закончил и расплатился, мы пошли к выходу.
– Я могу умереть через минуту, – сказал он мрачно и схватил меня за локоть. – Слушай, если меня подстрелят, окажи мне услугу. Позвони моему брату и скажи ему, что десять тысяч долларов в кофейной банке закопаны у него на лужайке.
– Ты закопал десять тысяч долларов на лужайке своего брата?
– Нет, конечно нет. Но он придурок, и это послужит ему уроком. Пошли.
Я вышел наружу. Улица была чистой – никакого транспорта. Весь Уэйнсборо разошелся по домам и теперь сидел перед телевизорами. Я кивнул Кацу. Его голова высунулась, с опаской поглядела по сторонам, и он рванул вниз по улице с невероятной, учитывая обстоятельства, скоростью. У меня ушло две или три минуты, чтобы не спеша дойти до мотеля. В мотеле не было видно ни души. Я постучал в дверь Каца.
Он ответил мгновенно и абсурдно низким голосом:
– Кто там?
– Бубба Т. Флубба. Я хочу переговорить с тобой, парень? – выдохнул я.
– Брайсон, мать твою. Я вижу тебя в глазок.
– Тогда зачем ты спрашиваешь, кто там?
– Тренируюсь.
Я подождал минуту:
– Ты собираешь меня впустить?
– Не могу. Я задвинул дверь комодом.
– Ты серьезно?
– Иди к себе, я позвоню.
Моя комната была за следующей дверью, но телефон уже звонил, когда я туда зашел. Кац вызнал все подробности о моем пути домой и поделился планами самозащиты, которые включали тяжелую керамическую лампу, еще что-то и в итоге побег через заднее окно. Я же должен был позаботиться об отвлекающем маневре, в идеале – поджечь грузовик преследователя и убежать в противоположном направлении. Несколько раз, причем один раз уже после полуночи, он звонил мне, чтобы сообщить, что видел красный грузовик, курсирующий по улицам. Утром он отказался выйти на завтрак, так что я пошел в супермаркет за продуктами и принес для нас обоих пакет еды из Hardee’s. Кац не выходил из комнаты, пока ожидающее нас у мотеля такси не завелось. До тропы было шесть с половиной километров. Всю дорогу Кац не отрывался от заднего стекла.
