На следующее утро мы очень рано прибыли к первой из нескольких рек, которые лежали на нашем пути. Она называлась «Поток Болд Маунтэйн», но на самом деле это была река: широкая, быстрая и с порогами. Она приковывала внимание, поблескивая на солнце своими чистейшими водами, но ее поток казался стремительным, и невозможно было точно определить с берега, насколько там было глубоко. В моем «Путеводителе по Аппалачской тропе Мэна» несколько местных рек были обозначены как «сложные или опасные для перехода в период прилива». Я решил сообщить об этом Кацу.
Мы сняли наши ботинки и носки, подвернули штаны и бодро вошли в прохладную воду. Камни, устилавшие дно, были всех форм и размеров: плоские, яйцеобразные и округлые. Они давили на подошвы ног и были покрыты ужасно скользкой зеленоватой слизью. Я не сделал и трех шагов, как поскользнулся и больно упал на задницу. Мне почти удалось встать, но тут я снова поскользнулся и снова упал, затем с трудом поднялся, проковылял метр или два и беспомощно кувырнулся вперед, выкинув перед собой руки и очутившись по шею в воде. Во время падения мой рюкзак съехал вперед, и тогда мои ботинки, привязанные к нему за шнурки, описали длинную красивую дугу и очутились прямо около моей головы, прежде чем окунуться в воду потока. Пока я ползал на карачках, делая мерные вдохи и убеждая себя, что однажды это станет лишь воспоминанием, когда двое молодчиков – настоящие клоны тех, что повстречались нам день назад, – прошли мимо, уверенно шлепая по воде и неся рюкзаки над головами.
– Упали? – радостно спросил один из них.
– Нет, просто хотел поближе рассмотреть воду, – сказал я, а про себя подумал: «Отцепись, ты, придурковатый подтянутый кретин».
Я пошел обратно к берегу, натянул свои промокшие ботинки и обнаружил, что идти в них было намного легче. У меня было хорошее сцепление с поверхностью, и камни больше не причиняли боли моим обнаженным ступням. Я осторожно начал двигаться вброд, помня о сильном течении в центре. Каждый раз, когда я поднимал ногу, оно пыталось снести меня вниз по реке, как будто я был столом с откидывающейся ножкой, но вода не поднималась выше метра, так что я добрался до другого берега реки без происшествий.
В это время Кац нашел свой способ перейти через реку, наступая на валуны, но потом внезапно застрял на краю шумящего и, по всей видимости, глубокого потока. Он стоял нахмурившись на большом валуне. Как он забрался туда, было выше моего понимания: его камень далеко отстоял от других, а вокруг опасно билась вода. Так что Кац растерялся и совсем не знал, что делать дальше. В итоге он попытался аккуратно спуститься в воду, чтобы пройти оставшиеся десять метров до берега, и его сразу же унесло течением, словно перышко. Во второй раз за два дня я был полностью уверен, что он утонет, так как он казался абсолютно беспомощным, но через шесть метров поток вынес Каца на мелководную насыпь из сияющей гальки, где он, отплевываясь, встал на карачки и пополз к берегу, откуда продолжил свой путь в лес, ни разу не оглянувшись, как будто так и было рассчитано.
Итак, по изнурительной тропе мы двинулись дальше к Монсону, перебираясь через регулярно встречающиеся нам реки и попутно пополняя коллекцию ушибов, царапин и укусов насекомых, которые превращали наши спины в карты рельефа местности. На третий день, чумазые и очумелые от леса, мы вышли на залитую солнцем дорогу, первую с Каратунка, и поспешили в забытое селение Монсон. Рядом с центром городка стоял старый обшитый досками дом с вырезанной из дерева, раскрашенной фигурой бородатого путешественника, стоящего на лужайке с надписью: «Добро пожаловать к Шоу».
«Шоу» – самый знаменитый дом для гостей на Аппалачской тропе, отчасти из-за того, что он является последним уютным пристанищем для всякого, кто пытается покорить «Стомильную даль», и первым местом для тех, кто возвращается из нее, но также и благодаря своей дружелюбной атмосфере и хорошему сервису. Каждый из нас забронировал себе здесь комнату с завтраком, ужином и бесплатным доступом к душу, прачечной и общей гостиной всего за 28 долларов. Этим местом заправляли Кит и Пэт Шоу, которые случайно основали здесь свой бизнес двадцать лет назад, после того как Кит пригласил домой голодного туриста, который рассказал знакомым, как хорошо его приняли. Всего несколькими неделями ранее, когда мы проходили регистрацию, Кит гордо поведал мне, что я стал их двадцатитысячным посетителем.
У нас оставался час до ужина. Кац занял у меня пять долларов, как я и предположил, на сладости, и исчез в своей комнате. Я помылся, загрузил грязную одежду в стиральную машину и вышел на передний двор, где стояла пара деревянных лежаков, на которых я собирался устроить свой усталый зад, чтобы покурить трубку и насладиться блаженной легкостью раннего вечера и приятным ожиданием честно заработанного ужина. Поблизости из прикрытого окна доносилось шипение жарящегося мяса и стук сковородок. Пахло прекрасно, что бы за блюдо там ни готовилось.
Через минуту вышел Кит и сел рядом со мной. Он был довольно стар и подбирался, скорее всего, к семидесяти годам; у него почти не осталось зубов, а тело выглядело так, словно ему пришлось побывать в самых разных передрягах. При этом он был по-настоящему приятным человеком.
– Ты же не пытался погладить собаку? – спросил он у меня.
– Нет. – Я увидел ее из окна: уродливая злобная псина, сидевшая на привязи за домом, тупо и слишком сильно реагировавшая на любой шум или движение в пределах сотни ярдов.
– Ты даже не думай к ней подходить. Послушай моего совета: тебе не стоит ее гладить. Один турист попытался сделать это, хотя я и предупреждал его, а она укусила его за яйца.
– Правда?
– Правда, – кивнул он, – и не хотела отпускать. Ох, и орал же этот молодчик.
– Правда?
– Пришлось ударить чертову шавку палкой, чтобы она наконец от него отстала. Самая злобная собака, которую мне довелось повидать. Даже не подходи к ней, поверь мне на слово.
– А что с ним случилось, с этим мужчиной?
– Ну, скажем, что его день не задался. – Он задумчиво почесал шею, как будто размышляя о том, стоит ли ему побриться на этой неделе. – Он был упорным походником. Приехал сюда аж из самой Джорджии. Долгий же он путь проделал, чтобы его кусанули за мошонку. – Затем он встал и ушел, чтобы проверить, подали ли ужин.
Ужин состоялся за большим обеденным столом, который был щедро уставлен блюдами с мясом, мисками с пюре и с кукурузой на шпажках, покачивающимися тарелками с хлебом и масленками. Кац появился всего через несколько мгновений после меня. Он только что помылся и выглядел очень счастливым. Он казался необычайно и даже чрезвычайно энергичным и даже пощекотал меня, проходя мимо, что было совсем на него не похоже.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Никогда не чувствовал себя лучше, мой старый горный компаньон, никогда не чувствовал себя лучше.
К нам присоединились еще два постояльца. Это была трогательно скромная и благонравная молодая пара. Они выглядели загорелыми, здоровыми и очень чистыми. Кац и я поприветствовали их улыбками и набросились на еду, но быстро остановились и поставили миски на место, когда поняли, что молодые люди бормочут молитвы. Казалось, что это длилось вечность. Затем мы снова вернулись к еде.
