Лишь в следующем, XVI веке ботаники перестали зависеть только от Диоскорида и Теофраста, а зоологи – от Аристотеля и Плиния. Естественные историки начали верить, что могут работать самостоятельно (ситуация повторится в изучении анатомии человека). Сначала было некритическое принятие новых или, по крайней мере, оригинальных текстов; затем критическая оценка и, наконец, свобода и оригинальность. Для хорошо известных текстов процесс шел ускоренно. Так, Эрмолао Барбаро (1453–1493), знаменитый гуманист, редактировавший Диоскорида и Плиния, утверждал, что нашел не меньше пяти тысяч ошибок в стандартном латинском тексте, ошибок фактических и сделанных при копировании. Он опубликовал результаты своего труда в книге под заглавием «Исправления Плиния» (1492–1493). За ней последовали другие. И хотя у Плиния нашлось немало защитников, все же его репутация достоверного источника информации изрядно пострадала. То же самое могло случиться с Аристотелем и даже Теофрастом, но наконец пришло понимание того, что греческие ученые описывали средиземноморскую флору и фауну, которая их окружала, поэтому вряд ли следует ожидать, что их описания будут в точности соответствовать видам из Северной Европы. Поэтому консервативные элементы оставили попытки смотреть на все глазами Аристотеля, от чего только выиграли. Также было высказано предположение – изучать многообразную флору и фауну в разных частях света.
Один из самых интересных аспектов книг по ботанике и зоологии эпохи Ренессанса – необычайное богатство иллюстраций, которое привлекало к ним всеобщее внимание и тогда, и в наши дни. Историки XV века видели в богато иллюстрированных книгах способ заинтересовать неграмотную или полуграмотную аудиторию. В XVI веке была усовершенствована техника, позволявшая выпускать красивые тома, иллюстрированные замечательными художниками. Ботаника, зоология, анатомия, прикладные науки, открытия – все это идеально подходило для отражения в таких книгах. Иллюстрации радовали глаз и дополняли текст; но в ботанике и анатомии их роль была большей. Они могли передать то, что было не под силу словам, пока не приспособленным к техническим нуждам. Еще не существовало технического языка, точного в выражениях и известного всем, пригодного для подробного описания тех или иных форм. Ботаника, например, стала обходиться без иллюстраций, когда в XVIII веке появился такой язык. Ведь не секрет, что иллюстрации были единственным способом идентифицировать растение, неправильно или неточно описанное. Вот и авторы, понимая неполноценность чисто словесного описания, прибегли к помощи чертежников и художников, умеющих наблюдать и подмечать детали.
Какая заслуга принадлежит в таких случаях автору текста, а какая – художнику, сказать трудно. Когда книгу, в которой описаны растения, хвалят, чаще все же судят по иллюстрациям. Мы не знаем, насколько тесно авторы текста и художники работали вместе. Немногие авторы были так же дотошны, как Фукс, который требовал, чтобы художники, рисовавшие растения с натуры, переносили свои рисунки на дерево. Только он упомянул их в предисловии и поместил их портреты в конце книги. Но даже Фукс не обозначил, в какой степени он направлял художника и делал ли это вообще. Не сделал этого и его предшественник Брунфельс (1488–1534), хотя его эпохальный труд назывался «Живые портреты растений» (Herbaram Vivae Eicones, 1530), и иллюстрации Ганса Вайдица были намного лучше текста. В одном отношении использование настоящих профессиональных художников являлось недостатком: хотя художник рисовал с натуры и умел наблюдать, он имел обыкновение рисовать в точности то, что видел, со всеми изъянами и недостатками. Вот и Вайдиц рисовал растение, находящееся перед ним, таким, как его видел, во всех деталях – сломанные ветки, увядшие цветы, насекомых-вредителей. Далеко не сразу ботаники поняли необходимость руководства художниками и стали привлекать к работе иллюстраторов, а не независимых художников. Но после этого в книгах начали появляться изображения типов, а не конкретных растений. Таких проблем не было в зоологии: изображения распространенных животных были правдоподобны, а что касается экзотических созданий, которые, как утверждали авторы, жили в тропиках или в арктических районах, никто не мог сказать, похожи изображения на оригиналы или нет. В любом случае абсолютно точное изображение было менее важным, а словесное описание – проще для растений. Поэтому художественный уровень большинства зоологических иллюстраций довольно низок, и в XVI веке внимание читателя привлекал в основном текст.
В ботанике существование травников наглядно демонстрировало господство Диоскорида, которое только постепенно ослабело, когда натуралисты научились добавлять свои собственные наблюдения. Вскоре после первого печатного издания Диоскорида (1483) появились самые первые из серии вариации, вероятно основанные на версии Диоскорида VI или VII века. Эти труды на латыни и разных местных языках назывались или «Травниками», или «Садами здоровья» (Ortus или Hortus Sanitatis) и пользовались огромной популярностью. Их польза была очевидна для сбора соответствующих составляющих для травяных лекарственных сборов, так что, вероятнее всего, эти труды использовали и сборщики. Травники XVI века были однотипными, и их было немало в разных странах. Среди самых известных можно назвать работы Фукса, Валерия Кордуса (1511–1544) и Камерариуса (1534–1598) в Германии, Плантена (1514–1588), Додоэна (1517–1585), Клузиуса (1526–1609) и Лобедиуса (Лобеля) (1538–1616) в странах Бенилюкса, Маттиоли (1507–1577) и Альпини (1553–1617) в Италии, двух Баугинов (1541–1612, 1560–1624) в Швейцарии, Рюэля (1474–1537) во Франции, Тернера (ок. 1510–1568) и Джерарда (1545–1607) в Англии. Этот далеко не полный список показывает, каким разнообразным устойчивым оказался такой тип подачи материала. Интерес ботаника был описательным и утилитарным; по сути, травник – это справочник ботанического сада, которому вскоре предстояло стать обязательной составляющей каждой хорошей медицинской школы. Хотя многое копировалось из одной книги в другую, травники имели свою особенность при описании новых растений и совершенствовании описаний известных видов. Примечательной является работа Фукса. В его «Истории растений» (1542) виден интерес, выходящий за рамки чисто медицинского; автор старался дать по возможности самое всестороннее описание. Фукс перечислял растения в алфавитном порядке (для удобства нахождения описания), но он стремился назвать и сравнить части растений с максимальной ясностью и ввести такие понятия, как характер произрастания, форма корня, цвет и форма цветка, ареал. На самом деле энциклопедический подход был целью всех ботаников, правда, не все так преуспели, как Фукс.
Основные успехи ботаники были представлены в книгах, но появились и некоторые новые разработки, которым впоследствии будут иметь большое значение. Первый – это гербарий (hortus siccus) – коллекция сухих растений, сохраненных благодаря высушиванию между листами бумаги. Сухие цветы были известны и раньше (обычно их использовали в домашнем хозяйстве), однако первый официальный гербарий, содержавший около 300 образцов, был создан итальянским ботаником Лукой Гини (ум. в 1556 г.), профессором университета Болоньи, который славился медицинскими исследованиями. Его ученики последовали примеру учителя, и один из них создал гербарий, сохранившийся до наших дней. Это самый старый из известных в настоящее время гербариев. Ко времени смерти Гини гербарии уже стали широко известными в Англии и на континенте. Дальнейшие события оказали влияние на медицину потрясающим ростом «ботанической активности». Медицинские школы (начиная с Падуи в 1533 г.) вводили должности ботаников, которых читали лекции о медицинских свойствах растений. Вскоре медицинские школы начали создавать собственные ботанические сады, за которыми следили профессора ботаники. Сад в Падуе был заложен в 1542 году и существует до сих пор.
