Книга Занимательное дождеведение. Дождь в истории, науке и искусстве, страница 28. Автор книги Синтия Барнетт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Занимательное дождеведение. Дождь в истории, науке и искусстве»

Cтраница 28

Расцветая на шотландских дождях и туманах, изобилующие в стране лишайники играют ключевую роль в истории текстильной промышленности страны. Желтовато-коричневые оттенки (и не самый приятный запах) знаменитому твиду Харрис придают лишайники семейства Parmelia. Большинство производителей лакмусового ягеля использовали шотландский лишайник под названием Ochrolechia Tartarea, но Джордж Макинтош завозил более экзотические виды этого растения с итальянского острова Сардиния. В возрасте двадцати с небольшим лет Чарльз Макинтош отправлялся в многомесячные поездки по всей Европе, разыскивая лишайники, цветы и другие растения для потенциальных новых оттенков и материалов или встречаясь с возможными деловыми партнерами. В оставшихся после него бумагах не указано, сколько времени он размышлял о водонепроницаемой ткани в годы или десятилетия до своего знаменитого озарения. Быть может, идея пришла ему в голову, когда он брел по покрытым лужами булыжным мостовым Глазго, или весной 1789 года, когда он пережил страшный шторм на пути из Сандерленда на восточном побережье Англии в голландский Роттердам. В ту поездку он посетил Королевство Пруссия, где пытался получить контракт на окраску военной формы Королевской прусской армии в синий цвет. Похоже, Макинтошу всегда было приятнее заниматься химией, чем коммерцией. Пруссаки ему отказали. Конечно, он уладил бы дело, если бы, совершенствуя синюю гамму для военных, мог заодно сделать их униформу непромокаемой.

* * *

Ориентируясь на старшее поколение красильщиков, добывавших в Глазго аммиак из человеческой мочи, Макинтош был настроен на безотходное производство: ничто не должно пропадать даром. Долгожданный растворитель для резины он открыл в результате поисков, направленных на то, чтобы найти применение самым мерзким побочным продуктам прогресса, достигнутого в начале XIX века. В европейских городах приобретали популярность газовые лампы, освещавшие более богатые улицы и частные дома. Но дегтевый осадок, остававшийся при производстве каменноугольного газа и сваливаемый в кучи на Темзе в Лондоне и Ферт-оф-Форте в Эдинбурге, представлял опасность для населения. Макинтош увидел возможность практического применения этого осадка и сточной воды, содержавшей ценный аммиак. В 1819 году газовый завод Глазго был только рад подписать договор о продаже ему всех отходов своего производства. До этого компания просто сбрасывала их в ямы по всему городу.

Макинтош превратил деготь в смолу (которая в то время использовалась для придания водоотталкивающих свойств деревянным лодкам и ящикам) и отделил от нее аммиак для изготовления лакмусового ягеля. Это дало ему еще один побочный продукт, который оказался чрезвычайно полезным. При изготовлении смолы оставалась летучая жидкость – так называемая нафта. На этой легковоспламеняющейся сырой нефти горел «греческий огонь» – смертоносное химическое оружие с древних времен. Смоченные этим веществом стрелы могли зажечь селение негасимым пламенем. Огненный поток из медной пушки мог сжечь шеренгу солдат или целый корабль. «Всякий человек, к которому он прикасался, считал себя пропавшим, всякий корабль, атакованный с его помощью, поглощало пламя», – написал в 1248 году один крестоносец. Греческий огонь прилипал к жертвам и продолжал гореть в воде, так что сбить пламя нельзя было, даже прыгнув в море. При папе Иннокентии II, в 1139 году, Второй Латеранский собор постановил, что этот огонь «слишком смертоносен» для применения в Европе.

Принятый канон все еще соблюдался на момент, когда Макинтош приступил к опытам с нафтой, полученной от газового завода Глазго. Он считал, что именно это вещество может обладать достаточной мощью для превращения резины в водоотталкивающий лак. И нашел верную рецептуру: 10–12 унций измельченной резины на «винный галлон» нафты. Макинтош нагревал эту смесь, растертую в мягкую водянистую массу, затем просеивал ее через мелкое сито до тех пор, пока она не становилась похожей на «жидкий прозрачный мед».

Макинтошу удалось получить водоотталкивающий состав, но при его нанесении ткани становились липкими на вид и на ощупь, да и запах источали настолько противный, что даже сборщика мочи стошнило бы. Затем у изобретателя возникла простая и блестящая идея – сделать нечто вроде сэндвича. Он намазал свой теплый «мед» между двумя кусками материи и спрессовал их с помощью тяжелых цилиндров. В результате ткань стала гибкой и водонепроницаемой. В 1822 году он получил патент № 4804 на «непромокаемые двойные ткани».

Так родился первый плащ-макинтош.

* * *

Макинтош был уверен, что сможет продавать свои ткани портным, стремящимся нести в массы водонепроницаемую одежду. Для внедрения своего нового изобретения в производство он решил построить завод. Финансирование он мог получить только при условии, что разместит свое предприятие в трехстах двадцати километрах к югу от Глазго, в текстильном гиганте – английском Манчестере. Его новыми деловыми партнерами стали братья Бирли, владельцы большого комплекса бумагопрядильных фабрик в манчестерском районе Чорлтон-он-Медлок. Хью Хорнби Бирли и его младший брат Джозеф согласились финансировать фабрику прорезиненной одежды Макинтоша. Но они продолжали с подозрением относиться к новой технологии и продукции, поэтому хотели, чтобы здание завода Макинтоша примыкало к их собственному предприятию. В случае неудачи они могли бы забрать помещение себе.

Поначалу скептицизм братьев Бирли казался обоснованным. Даже стиснутые между двумя слоями ткани, резина и нафта становились послушными не до конца. Как и в предыдущих неудачных версиях, прорезиненная ткань Макинтоша иногда плавилась при высокой температуре или твердела на холоде. Тошнотворный запах нафты приставал к готовым изделиям, как лишайник к твиду Харрис, но вынести его было гораздо труднее. Грубые и неочищенные ткани не вызвали большого интереса у модников – хотя в среде военнослужащих и моряков начал складываться определенный рынок сбыта.

В 1824 году Макинтош сделал сильный маркетинговый ход, оснастив офицера британских Королевских военно-морских сил Джона Франклина к его третьей и самой успешной экспедиции в Арктику. Когда популярный исследователь разместил большой заказ на водоотталкивающую парусину, Макинтош подбросил ему непромокаемую подушку. Франклин ответил, запросив «четыре спасательных жилета, по размеру подходящих для мужчин крепкого телосложения, и восемнадцать спальных мешков примерно два метра в длину и метр в ширину, снабженных наполняемыми воздухом поплавками, и четыре подушки размером с ту, которую вы мне передали».

И все же Макинтош не мог продавать свои ткани портным, даже тем, кто шил пальто и плащи. Ему нужен был человек, который оценит потенциал нового решения, позволяющего европейцам оставаться сухими в дождливую погоду и на море, и поможет публике осознать эту возможность. Таким человеком в итоге оказался Томас Хэнкок, увлеченный механикой британский изобретатель, который рисовал эскизы своих «дождевых товаров».

В 1825 году Макинтош согласился предоставить Хэнкоку лицензию на свои двойные ткани для производства изделий по эскизам из его дневников, заполненных изящными карандашными изображениями непромокаемых курток и брюк, ботинок и капюшонов, шапочек для купания, дорожных подушек, чулок и даже покрышек – за шесть десятилетий до того, как Джон Данлоп изобрел резиновые велосипедные шины и накачал их воздухом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация