Сильные ливни пугали жеребят, пробирали его самого до костей и придавали его пожиткам еще более жалкий вид. Но при всех тяготах Урия был убежден: дождь – Божий дар, ниспосланный для того, чтобы насытить почвы и заполнить молодую страну малыми фермерскими хозяйствами. Это было так же ясно, как радуга, которая приветствовала его на реке Миссисипи, у больших известняковых врат в западную надежду.
«Среди величавых старых утесов Миссисипи взошло прекрасное солнце, – писал он Мэтти в ночь перед пересечением реки. – Прекрасная радуга на заре, легкий дождик, а солнце светит ярко…»
Поначалу странствия Урии не привели его к мечте обрести спокойный и постоянный дом. Они с Мэтти поженились еще в Индиане в 1869 году, хотя ее отец с подозрением отнесся к вечному скитальцу, с которым дочь состояла в переписке. После трех урожаев на арендованной ферме Урия вновь поехал на Запад, на сей раз со своими шуринами, чтобы застолбить гомстеды в Небраске.
И опять его промочил дождь. В Иллинойсе он с братьями Мэтти вел свой маленький караван сквозь ливни, ночевал под открытым небом в грозу, а однажды проезжал мимо источника, который бил так сильно, что «для того чтобы набрать воды, нам достаточно было просто держать ведро и дать ему наполниться самому, без всякого труда».
Однажды сентябрьским утром Урия сел на свой ящик с провиантом под самым ласковым солнечным лучом и написал о лившем всю ночь дожде в письме Мэтти и своей новорожденной дочери Элле.
«Был ли у вас дома дождь прошедшей ночью и нынче утром?»
Он хотел, чтобы ни одно облачко печали не затмило их счастья.
* * *
Во время своего путешествия Урия и его шурины встречали много таких же переселенцев в повозках, часто в ожидании парома на речных переправах. К моменту, когда они добрались в октябре 1872 года до Небраски, казалось, что каждый второй молодой человек на Востоке точно так же стремился поселиться в образованном пять лет назад штате. Пришлось проехать далеко за город Линкольн, чтобы найти делянку, которая, как они надеялись, не будет востребована. Примерно в ста десяти километрах на юг в сторону границы с Канзасом Урия выбрал, по его мнению, идеальный для подачи заявки участок в 160 акров. Рядом по прерии протекала речушка, так что воды для скота было много. Половину этой земли уже взял в гомстед несчастный молодой человек, который сломал позвоночник и больше не мог о ней заботиться. Но к тому времени, когда Урия смог вновь приехать в Земельное управление в Линкольне, кто-то другой уже поставил на участке свои колышки.
Урия остался с последними несколькими долларами. Ему все время хотелось есть, такой же голодной казалась и его старая лошадь Нелли. У нее ребра торчали наружу, писал он Мэтти. Урия обменял свою повозку на фургончик попроще, продал и дробовик, выручив немного денег, необходимых для того, чтобы начать все сначала. Мотаясь по гладкой безлесной прерии в поисках подходящей делянки, он убедил себя, что река не так уж и важна, на самом деле она будет только мешать плугу. Они с Мэтти выроют глубокий колодец и будут поднимать воду в ведрах лебедкой с рычагом и веревкой.
Округ Филлмор в штате Небраска, в конце концов, располагался в самом центре местности, которую вскоре станут называть «Дождевым водосборником». Во время дождя 4 000 небольших озер или мелких болот заливают луга общей площадью 100 000 акров, затем чрезвычайно медленно просачиваются в древний водоносный горизонт, ныне известный под названием Огаллала, который был открыт лишь после изобретения дизельного водяного насоса. (Когда конкистадор Франсиско Васкес де Коронадо послал в XVI веке своих людей из Новой Испании на Высокие равнины искать семь золотых городов, они чуть с ума не сошли от жажды, так и не узнав об этом огромном пресноводном море у себя под ногами.)
Конечно, фермеры в округе Филлмор все еще молились о дожде. По Небраске продолжала разноситься пыль, жестокая, как бои, которые Урии доводилось видеть, служа в кавалерии. Но это была не пустыня. Доказательством тому служили периодически случающиеся сильные грозы. Точно так же они доказывали, что освоение этой некогда бесплодной земли – часть Божьего замысла.
В Нью-Йорке художник Джон Гаст только что закончил свою аллегорическую картину «Американский прогресс». Гигантская красавица с кремовой кожей и в воздушном платье проплывает через прерию на запад. Она – богиня Америка. В правой руке у нее школьный учебник, в левой – вереница телеграфных проводов. Она ведет нацию к Явному предначертанию – стать полностью цивилизованным континентом. Переселенцы XIX века твердо верили в Явное предначертание, в то, что особо избраны Богом для продвижения Америки и аграрной мечты. Нарисованная Гастом красавица несет свет и прогресс с Востока. Впереди нее грозовые тучи омрачают западный горизонт, куда бегут испуганные коренные жители и бизоны. За ней по могучей Миссисипи плывут нагруженные суда, по рельсам пыхтят поезда – всевозможные транспортные средства двигают новую нацию на запад.
Картина Гаста в дальнейшем будет широко воспроизводиться в рекламной литературе, призывающей заселять фронтир, и в репродукциях, висящих на стенах у переселенцев. Но Урия едва ли успел ее увидеть к той весне, когда, получив положительный ответ на свою заявку, написал Мэтти, что ей пора готовиться к путешествию в Небраску.
Край заселялся быстро. Сто шестьдесят акров этой земли принадлежало им. Скоро будет построен дом, хватит и кукурузы на сев и продажу для оплаты поездки по железной дороге. «Здесь точно не обошлось без руки Провидения, – рассуждал Урия. – Похоже, эта пустыня, как называли ее столь долгое время, специально припасена для того, чтобы бедняки нашей страны обрели пристанище, где можно поселиться».
* * *
По мере того как переселенцы начинали продвигаться все дальше и дальше на запад по всей Небраске и Канзасу, происходило любопытное явление. Казалось, дождь следует за ними, как послушный пес.
Когда люди стали селиться дальше 98-го меридиана, туда же переместился и дождь, как будто эти события были связаны. Идея причинно-следственной связи поначалу выглядела чистым суеверием. Но затем укоренилась среди переселенцев. Конечно, это только лишний раз свидетельствовало о промысле Божием и о предначертанной им судьбе – заселить континент до самого Тихого океана.
Эта гипотеза пришлась по душе железнодорожным боссам. Они запустили пропагандистскую кампанию, утверждая, что переселение превращает Великую американскую пустыню в «дождевой пояс». На их сторону переметнулись городские активисты, федеральное правительство и даже некоторые ученые – хотя многие деятели науки пытались предостеречь людей и утверждали, что это вздор. В только что созданном Небрасском университете нашлась пара ученых, которые подвели базу под выдвинутую теорию. Сэмюэл Оги был профессором естествознания и руководителем геологической службы штата, Чарльз Дана Уилбер служил на университетском факультете геологии и минералогии. Оба работали также советниками железных дорог, так что на их пути из восточных городов на Западное побережье неизбежно делались грандиозные открытия.
Оги сообщал о нескольких «природных фактах», доказывающих, что на равнинах количество осадков увеличивается: гораздо более высоких травах по сравнению с наблюдениями Льюиса и Кларка в 1804 году; вновь струящихся с родников ручьях, которые с 1864 года были совершенно пересохшими; а главное – о том, что по сравнению с зарегистрированными в предыдущем десятилетии осадками теперь их стало выпадать столько, что хватит еще на десять лет.
