Вместе с пушечной канонадой раздавались ритуальные выстрелы из каждого ствола, сохранившегося со времен Сражения на озере Эри – решающей военно-морской победы в войне 1812 года. В каждом городе, через который проходила флотилия, местные жители также затевали «оглушительные фейерверки», а артиллерийские роты устраивали собственные салюты. Самые маленькие деревни преисполнились решимости организовать такие же шумные и замысловатые торжества, как в больших городах. Помимо канонады каждый городок звонил в свои церковные колокола и проводил парад с марширующим оркестром. Свой оркестр был также на каждой вечеринке возле канала и на палубе каждого судна, а многие семьи запускали собственные шутихи и палили из мушкетов.
Весь день и всю ночь в воздухе стоял грохот, способный убить слабонервных и воскресить мертвых. А когда после среды праздничное голубое небо затянули холодные серые тучи, которые пролились дождем на парады в четверг, разнеслась молва: дескать, шум оказался достаточно громким, чтобы вызвать и дождь.
Вера в то, что громоподобный шум может породить дождь или прекратить его, была так же стара, как собственно гром, молния и дождь. В средневековой Европе церковным звонарям приходилось заодно следить за сильными грозами, частыми в те мрачные времена. Завидев черную грозовую тучу, звонари неслись на колокольню и начинали бить в колокола – но не для того, чтобы предупредить жителей, а для того, чтобы попытаться прекратить бурю. (Хвататься за конец мокрой веревки, свисающей с самой высокой точки в деревне, во времена, когда громоотводов еще не было, – не самый разумный способ благополучно пережить грозу. До эпохи Просвещения звонари нередко погибали от молний.)
Со времен Плутарха дождь также ассоциировался с войной; греческий эссеист писал, что «необыкновенные дожди довольно часто выпадают после великих битв; то ли некая божественная сила таким образом омывает и очищает оскверненную землю ливнями свыше, то ли воздух сгущают влажные и тяжелые испарения, идущие от крови и гниения». К XVIII веку вошедшие в легенды параллели между войнами и дождем стали проводить с пушечными залпами и артиллерийским огнем – такую связь подмечали не ученые, а военачальники, в том числе Наполеон.
* * *
В 1842 году правительство США наняло своего первого официального метеоролога – блистательного Джеймса Полларда Эспи, которым восхищались многие в стране и в Европе. Эспи ратовал за национальную систему синоптических наблюдений, «единственную информацию, нужную сейчас для того, чтобы предсказывать дождь». Его конвективная теория осадков, которая объясняла, как грозами управляет теплый влажный воздух, поднимающийся столбом, намного опередила свое время. Она принесла ему Магелланову премию Американского философского общества и прозвище «Король гроз».
Но его почетная во всех прочих отношениях карьера споткнулась на умственном скачке к вызыванию дождя при помощи огня. Хотя многие люди (по большей части не ученые) верили, что громкие артиллерийские раскаты вызывают дождь после сражений и даже после празднования 4 июля, Эспи считал, что все дело в конвективной теплоотдаче. Он пришел к убеждению, что вырубка и сжигание огромных лесных массивов принесет охлаждающие грозы в засушливые регионы. Метеоролог предложил правительству сохранить гигантские лесозаготовительные участки в поясе от Великих озер до Мексиканского залива вдоль западного фронтира. Когда понадобится дождь, или даже на регулярной основе, некоторые участки можно будет поджигать. При этом образуется длинная ливневая завеса, которая двинется в восточном направлении через штаты к морскому побережью, так что фермерские мечты об урожае сбудутся.
Критики Эспи опасались не того, что его план провалится, а того, что он увенчается успехом и сила дождя окажется в руках федерального правительства. Особенно тревожила эта идея довоенное поколение южан. «Он мог бы погрузить нас в сплошные тучи и действительно опровергнуть обет, что землю больше не постигнет потоп, – утверждал сенатор из Кентукки, – а если он обладает способностью вызывать дождь, то может также обладать способностью задерживать его».
В тридцатые и сороковые годы XIX века конгрессменам с Юга удавалось блокировать предложения Эспи о вызове дождя при помощи контролируемых пожаров. Еще на протяжении многих лет они будут считать этого человека тревожным символом правительственного контроля. «Я бы не доверил таких полномочий нынешнему Конгрессу», – заявил в 1850-е годы сенатор из Южной Каролины. Дождь – это «сила, справедливо управлять которой не может никто, кроме Бога. Коль скоро вы предоставите ее соблазну эгоистичного человека, получится так, что богатые будет становиться еще богаче, а бедные – беднее».
Сильнейшая засуха 1890-х окончательно убедила Конгресс выделить средства на эксперименты с искусственным вызыванием дождя. Единственное избавительное влияние десятилетней засухи заключалось в том, что она показала несостоятельность теории «дождь следует за плугом», которую упорно пропагандировали железнодорожники и другие ее сторонники. Строительство железнодорожных и телеграфных линий явно не приносило дождя на равнины. Джон Уэсли Пауэлл именно об этом сообщил в своем докладе «Засушливые земли» и предупредил, что переселение меняет круговорот воды в других отношениях: сплошная вырубка лесов приводит к тому, что сток увеличивается, а испарение уменьшается. Орошение сокращает приток воды в озера. Прокладка дренажной системы подразумевает осушение болот.
Для несчастных мелких фермеров прогнозы Пауэлла тоже начинали сбываться. Ностальгически называемое «веселыми девяностыми» («беспутными девяностыми» в Великобритании) десятилетие принесло одни лишь беды Урии Облингеру и другим фермерам, которые по молодости ринулись в Канзас, Небраску, Северную и Южную Дакоту, чтобы прорубать дерн и осуществлять Национальное предначертание. И все же вера в то, что американцы в конечном счете одолеют климат и даже будут им управлять, была все еще сильна. Те, кто меньше всего знал о зарождающейся метеорологической науке, похоже, наиболее пылко в нее верили.
* * *
Первым поборником теории дождя, вызываемого атмосферными сотрясениями, был один из участников торжеств на канале Эри в Нью-Йорке. Джей Си Льюис «обратил внимание на очень обильный дождь, который начался сразу после артиллерийских залпов во время празднования встречи вод озера Эри и Гудзона». Почти четыре десятилетия спустя, в первый год Гражданской войны, Льюис написал, что на следующий день после недавнего сражения при реке Булл-Ран дождь на поле боя «был обильным весь день и до глубокой ночи».
Многовековая история дождей на полях сражений, личные наблюдения за тем, как артиллерийский огонь вызвал дождь с неба на канале Эри, и боевые действия в начале Гражданской войны «полностью подтвердили этот факт», писал Льюис в 1861 году в письме, напечатанном в первом американском научном журнале The American Journal of Science and Arts: «Залпы тяжелой артиллерии в расположенных рядом точках производят такое сотрясение, что пар сгущается и выпадает, как правило, в необычных количествах в тот же день или на следующий день».
Немалую роль в популяризации этой идеи сыграли активно идущие бои на влажном Юге. Битвы в этом грязном захолустье убедили сотни тысяч офицеров и солдат, как воевавших за Союз, так и конфедератов, что орудийный огонь вызывает ливни. Губернатор штата Мэн Джошуа Чемберлен, который вступил добровольцем в армию Союза и стал бригадным генералом, был одним из многих уверовавших, которые собственными глазами наблюдали, что за тяжелыми боями следовали проливные дожди. Чемберлен отметил, что очищающие дожди прошли вслед за сражениями «при Энтитеме, Фредериксберге, Чанселорсвилле, Геттисберге, в Глуши, при Спотсильвейни, церкви в Бетесде, Питерсберге, Файв-Форкс», а также мелкими боевыми столкновениями с резким массированным огнем. «Этот факт был достаточно очевиден, и его хорошо помнят многие бедняги, которые, как и я сам, оставались лежать с тяжелейшими ранениями после таких боев – ибо дожди эти суть бальзам от жара и мук несчастного тела, возведенного в ранг “потерь”».
