Итак, сумма была фантастической. Именно поэтому он не
поленился вылететь в Москву, откуда позвонил Маше и потребовал, чтобы она
немедленно приехала к нему. Маша, очевидно, была внутренне готова к такому
повороту в своей судьбе. Разругавшись с мужем, она улетела в Москву к Хорькову.
Когда знаешь, что у тебя есть надежное обеспечение, как-то решительнее и
спокойнее идешь на конфликт.
Вдвоем они тщательно продумали все детали предстоящей операции.
Маша предложила привлечь к ней заместителя начальника службы безопасности. По
ее словам, он был безумно в нее влюблен и готов ради нее на все. После этого
Хорьков дважды встречался с ним, обговаривая все детали. О том, что надо
устранить свидетелей, первой заговорила сама Маша. Она твердо и спокойно
объяснила мужчинам, что нельзя доверять ни такому шалопаю, как Эрик Глинштейн,
ни такому размазне, как ее муж. Она все время употребляла именно это слово:
«размазня». Очевидно, она не только не любила, но и совсем не уважала своего
мужа. Все было обговорено, и все было решено. Потом Хорьков с Машей уехали в
Финляндию.
Десятого июня груз был вывезен. Все прошло гладко и дальше
развивалось по разработанному ими плану. Одиннадцатого июня автомобиль с двумя
молодыми учеными свалился в овраг и загорелся. Маша выехала на похороны и
стояла у гроба бледная от волнения. Ее глаза были полны слез; она казалась
воплощением скорби. Вернувшись с похорон, она поразила даже Хорькова. В ту ночь
она была столь страстна и столь дерзка, как никогда раньше, словно смерть мужа
окончательно освободила ее от всех условностей. Эта была незабываемая ночь и
для Хорькова. Он понял, что отныне связан с Машей навсегда. Ребенка она обычно
оставляла у матери, чтобы он ей не мешал. Казалось, все вдет так, как они и
задумали.
Несколько дней назад груз должен был пройти границу. Хорьков
сам звонил всем, требуя точной проверки. Он не сомневался, что груз прибудет
нормально и его можно будет сразу отправлять в Данию, откуда его перегрузят в
ящики и переправят дальше — в Германию и Францию. Но неожиданно все получилось
иначе. До места назначения дошел только один ящик. Второго в вагоне не
оказалось. Сопровождавший грузы человек из его боевиков ничего не мог
объяснить. Даже итальянец, который пересек границу вместе с этим проклятым
грузом, и тот ничего не знал. Ясно было лишь, что произошло невероятное. И один
из людей Сирийца похитил ящик. Это было неправдоподобно, невозможно, немыслимо,
но это случилось, и они начали поиск исчезнвшего Сухарева по всей стране.
Первый ящик благополучно достиг Дании и был перегружен для
отправки в Германию и дальше. Второго ящика нигде не могли найти. Рассерженный
синьор Ревелли звонил в Хельсинки по двадцать раз в день. И еще по стольку же
раз сам Хорьков звонил Законнику в Санкт-Петербург, требуя немедленно найти
ящик.
К этому времени он уже знал, что все причастные к похищению
груза были жестоко наказаны. Погибли Сириец и его боевики, застрелился Сухарев,
но груза по-прежнему не было. Наконец появилось это сообщение об облученном
Сухареве. И Сергей Хорьков понял, что случилось самое, страшное, что только
могло. Груз исчез окончательно, и найти его теперь нет никакой возможности.
Следовало исходить из того непреложного факта, что итальянцы захотят получить
половину своих денег, переведенных ему в качестве оплаты за эти ящики. Деньги
придется возвращать, да еще и платить колоссальную неустойку, как было
условлено в случае нарушения договора. Плюс выслушивать постоянные упреки
синьора Ревелли.
Рассудив, что это слишком большая плата за неприятности,
Хорьков решил продать свой дом в Хельсинки и переехать на постоянное место
жительства в Россию. Он был убежден, что там его итальянцы не посмеют
потревожить. В конце концов, он и так сделал почти невозможное, сумел обеспечить
им доставку одного ящика.
Четырнадцатого августа он вернулся из Хельсинки в Москву,
заказав два билета первого класса для себя и Маши. В аэропорту их уже встречала
обычная когорта его охранников и телохранителей. А его длинноногая секретарша
сразу сообщила ему о том, что в Москву уже трижды звонил синьор Ревелли. Нужно
было набраться смелости и поговорить с ним. Хорьков решил сделать это не
откладывая. Именно поэтому он позвонил своему итальянскому компаньону прямо из
«Мерседеса», который на полной скорости мчался домой. Маша сидела рядом, глядя
в окно. Она уже знала, что операция удалась лишь наполовину и из двух ящиков
дошел только один.
Напротив, на просторном сиденье лимузина, сидела секретарша,
хорошо знавшая английский язык. Хорьков попросил ее позвонить Ревелли. Когда
тот ответил, он обменялся с ним парой-другой расхожих слов, которые знал, и
передал телефон секретарше.
— Мистер Ревелли спрашивает, когда прибудет
груз? — сказала девушка, взглянув на шефа голубыми глазами. Сидевшая рядом
Маша повернула голову.
— Скажи, что груз исчез, — пояснил Хорьков.
— Он просит объяснений, — озадаченно произнесла
секретарша.
— Каких объяснений? — разозлился Хорьков. —
Передай, что в нашем деле всякое случается. Один ящик дошел до места
назначения, вот и хорошо. Это и так очень неплохо.
Девушка перевела, а потом выслушала Ревелли и сказала:
— Он говорит, что это плохо. Он спрашивает, где второй
ящик?
— Тупой сукин сын, — не выдержав, выругался
Хорьков. — Объясни ему, что нет ящика. Его нет. Ты поняла? Так и объясни.
Она снова перевела и снова услышала какой-то ответ, после
чего испуганно взглянула на Хорькова.
— Он ругается. Спрашивает, где деньги?
— Какие деньги? — разозлился, в свою очередь,
Хорьков. — Они заплатили ровно половину, и я им послал половину груза.
Значит, мы с ним в расчете. Так ему и передай. Скажи, что на остальную половину
денег я не претендую. А он пусть не ищет второй ящик. И мы будем в расчете.
— Нет, — через некоторое время сказала
девушка, — он с этим не согласен.
— А я чихал на его согласие, — разозлился
Хорьков. — Скажи, что груза нет и я ничего не могу сделать.
— Он просит заплатить штраф. Ругается, говорит, что вы
его сильно подвели.
— Скажи, что он кретин. Что его никто не подводил. Что
это форс-мажорные обстоятельства. Что никто не виноват. Скажи — произошла
накладка на границе.
Секретарша все добросовестно изложила по-английски, а Маша
вдруг сказала:
— Чего этот макаронник хочет? Он что, не понимает, что
мы не нарочно?
— Он кричит, что вы должны возместить ему ущерб, —
пояснила секретарша, — вернуть все деньги.
Хорьков непроизвольно сложил пальцы в кукиш.
— Вот это ему вместо денег, — выдавил он, бешено
вращая глазами. У него были круглые карие глаза. Он был немного лысоват и очень
переживал из-за этого, тратя огромные деньги на остатки шевелюры. Крупный
мясистый нос, полные щеки, большие уши, прижатые к голове. Хорьков показал
кукиш, сунув его под нос девушке.
