Ревелли мягко затормозил. Абдель вышел из машины, сильно
хлопнув дверцей. Потом обернулся, наклонился к своему собеседнику.
— Мне говорили, что вы можете подвести, но я не думал,
что настолько серьезно.
— Через пять дней, — угрюмо повторил Ревелли.
— Если ровно через пять дней ящик не будет в Париже,
если вы опять нас подведете, то можете не рассчитывать на оставшуюся часть
денег. Выборы состоятся двадцать третьего. Вы доставите его двадцатого. Хотя
нет, подождите… — Он задумался, потом быстро спросил: — Вы сможете
доставить его на Сицилию? Хотя бы на это у вас хватит времени?
— Конечно, — усмехнулся Ревелли. — А почему
именно на Сицилию?
— Так нужно. Я надеюсь, что там у вас не будет проблем
с русскими или со скандинавами. Ровно через пять дней второй ящик должен быть
на Сицилии. Успеете?
— Да.
— До свидания. — Абдель резко повернулся и пошел
по улице.
Ревелли завернул за угол, прибавил скорость. Потом достал
мобильный телефон, набрал одной рукой номер. Телефон был установлен с таким
расчетом, что он мог говорить, не трогая сам аппарат. Кто-то взял трубку.
— Френваль, это ты? — быстро спросил Ревелли.
— Да. Что случилось?
— Я уговорил его на пять дней. Только пять дней, ты
меня понял? Значит, у нас четыре дня. Двадцатого груз должен быть на Сицилии.
— Где?
— Неважно. У нас есть всего четыре дня. Ты меня понял?
— Не успеем.
— Больше не получилось. Нужно успеть, иначе все
пропало. Мы обязаны успеть, Френваль.
— А что говорят русские?
Ревелли громко выругался по-итальянски. Потом зло сообщил:
— Они уже ничего не говорят. Даже не хотят возвращать
наши деньги.
— Я все понял, Ревелли. Постараюсь успеть за четыре
дня.
— Четыре, — еще раз сказал он, снова сворачивая на
какую-то улицу. — Я надеюсь, что хоть ты меня не подведешь.
— Все понял. До свидания.
Ревелли отключил телефон. На его губах промелькнула усмешка.
Он снова прибавил скорость, и его «Альфа-Ромео» обогнала идущий впереди
«Ситроен».
Москва.15 августа
В своем кабинете генерал Земсков чувствовал себя значительно
более уверенно, чем в далеком сибирском поселке. Он словно обрел второе
дыхание. Генерал проводил совещание доброжелательно, с мягким юмором,
снисходительно выслушивая офицеров, докладывавших каждый по очереди. Земсков
подвел итоги и уже заканчивал говорить, когда позвонили из комендатуры и
сообщили, что к нему пришел посетитель.
— Пропустить, — сразу приказал генерал, —
пропуск ему сейчас спустят.
Он закончил совещание, попросив остаться Машкова и Левитина.
Все остальные офицеры вышли из кабинета. Земсков посмотрел на своих спутников, побывавших
с ним в Чогунаше, и усмехнулся:
— Пришел наш Шерлок Холмс.
Левитин презрительно улыбнулся. Он считал, что Дронго просто
повезло. Машков, напротив, серьезно кивнул головой. Он видел, как изменилось
отношение генерала к эксперту, и считал это правомерным, так как Дронго, по его
глубокому убждению, сумел сделать в Чогунаше то, что не удалось сделать ни
одному из них.
Когда Дронго вошел в кабинет, Земсков, не вставая,
снисходительно кивнул ему головой. Здесь он чувствовал себя как улитка в своей
раковине и уже успел забыть о бессилии и ужасе, охвативших его в Чогунаше.
Теперь он мог позволить себе быть великодушным и добрым. Но руки эксперту он
уже не подал. Достаточно было того, что он принял пришедшего, не заставив его
прождать в приемной, ведь, в конце концов, этот эксперт не каждый день попадает
на прием к генералу ФСБ, решил Земсков.
— Садитесь, — покровительственно сказал он. —
Мы как раз обсуждаем дальнейшее развитие нашей операции.
— Я так и понял, — пробормотал Дронго, усаживаясь
на стул рядом с Машковым.
— Мы установили наблюдение за указанными вами
людьми, — продолжал Земсков. — Хорьков с Суровцевой вчера вернулись
из Финляндии, и их компаньон уже побывал у них на даче. Правда, потом он исчез
оттуда неизвестно каким образом, и мы его потеряли. Но сегодня утром он был уже
у себя дома, и мы взяли его под плотную опеку. Я думаю, их обоих нужно брать.
— А где второй заряд? — возразил Дронго. — Мы
ведь пока ничего не знаем про него.
— Арестуем этих типов и все узнаем, —
снисходительно объяснил Земсков.
— Не думаю, — пробормотал Дронго, — это ведь
не случайные люди. Это циничные и расчетливые убийцы, бывшие рецидивисты,
которые хорошо знают ваши приемы, знают подходы милиции. На подполковника
Волнова можно было как-то воздействовать, на опытного рецидиста воздействовать
практически невозможно. Они замкнутся в себе и не захотят давать показаний.
— Вчера вечером хромой Дима, кстати, его фамилия
Полухин, ушел от нашего наблюдения, — возразил генерал. — Вы хотите,
чтобы мы рискнули и второй раз разрешили кому-то из них уйти от нас? Нет. Я
очень ценю вашу наблюдательность и ваши аналитические способности, но считаю,
что мы обязаны их арестовать. Хотя бы для того, чтобы ускорить розыск второго
ЯЗОРДа.
— Суровцева была на даче?
— Да, она прилетела вместе с Хорьковым из Хельсинки.
Кажется, они вместе живут.
— У меня к вам просьба, — попросил Дронго. —
Когда вы ее арестуете, разрешите мне с ней побеседовать.
— Разумеется. Не вижу в этом ничего плохо. В результате
вашей беседы с Волновым мы узнали много нового. Вообще, если беседы наших
экспертов будут каждый раз приводить к таким результатам, я соглашусь, чтобы вы
беседовали по очереди с каждым нашим заключенным, — пошутил Земсков.
— Как Волнов?
— Мерзавец со вчерашнего дня ничего не ел. Сейчас он
находится на допросе у следователя.
— Скажите, чтобы они не пережимали. Он и так морально
уже сломлен.
— Мне нет дела до его душевных переживаний. Он
предатель и убийца. Офицер, нарушивший присягу. В любой стране мира с ним не
стали бы церемониться.
— И все-таки передайте следователю мою просьбу, —
настойчиво повторил Дронго, — он не обязан ничего рассказывать. Я вызвал
его на откровенность, но ему пришлось тяжело, учтите это, генерал. Он ведь не
профессиональный убийца. Он был порядочным человеком, которого сделали убийцей
слабый характер и дурное стечение обстоятельств.
— По-вашему, стечение обстоятельств может сделать
человека убийцей? По-моему, это должно быть заложено в нем самом.
— Может быть. Но, может, в нем было заложено и что-то
хорошее. Не давите на него, генерал. Это очень важно. Он может еще многое
вспомнить и рассказать.
