— Мне не нравится твой обличительный тон, —
спокойно заметил Машков. — Я согласен, что существует политика двойных стандартов,
но так уж получилось, что в мире на каждую ситуацию сегодня торжествует
западная точка зрения. И с этим уже ничего не поделаешь.
— Ну да, все правильно. Нужно быть прагматиком и
циником, что они и делают. Нужно приспосабливаться к окружающему миру. —
Дронго повернулся к Машкову. — А для меня всегда неприемлемы разные
стандарты. Если человек порядочен, то он порядочен до конца. А если нет… Хотя
бывают случаи, когда порядочный человек идет на небольшую сделку со своей
совестью, и тогда он гибнет… — Дронго замолчал. — Мне ведь не так
много лет. Мы с тобой ровесники. И оба выросли на фильмах одного очень
известного советского, а сейчас российского режиссера. Как все мы любили его
фильмы. Я до сих пор считаю их киноклассикой советского периода жизни. Один из
его фильмов каждый раз показывали на Новый год, и мы привыкли к его героям,
появлявшимся в наших домах как раз в канун новогоднего праздника. Я до сих пор
считаю, что ничего лучше, острее, честнее никто не снимал. Некоторые его фильмы
становились просто символами. И сам он был обаятельным и глубоко симпатичным
человеком.
— О ком ты говоришь?
— Какая разница, как его фамилия. Повторяю, он был для
меня человеком, достойным всяческого уважения. Я считал его просто примером
гражданина. И прекрасного режиссера, ставшего классиком нашего кино.
— К чему ты это рассказываешь?
— В девяносто третьем, когда в России должен был пройти
референдум, он отправился к Президенту и снял катастрофически позорный,
верноподданнический фильм. Я пытался понять его позицию. Возможно, он считал,
что это правильно и нужно помочь ему в противостоянии против левых. Я даже
хотел оправдать его позицию. Но когда увидел, что он снимает откровенную ложь о
«котлетах, покупаемых в магазине» для Президента, когда увидел эти кадры, я
понял, что все. Настоящий художник не пошел бы на такой компромисс. Чем это
закончилось, известно всем. Он измельчал, перестал снимать хорошие фильмы.
Однажды изменив себе, он уже не смог держаться на высоком уровне. Двойной
стандарт губителен для человека и для всего общества. Разве ты со мной не
согласен? Я по-прежнему его очень люблю, я по-прежнему обожаю смотреть его
фильмы, но что-то сломалось в душе. В его и в моей. И этого уже никогда не
склеить.
— В результате твоей яркой речи я понял, что ты
оправдываешь методы террористов. Может, нам стать пацифистами и уехать из
города на несколько дней, чтобы Ревелли — Конти, Полухин, Абдель, все эти
Хорьковы, Волновы и прочие творили бы свои бесчинства? — гневно спросил
Машков. — Ты к этому призываешь?
— Добро должно быть с кулаками, — задумчиво сказал
Дронго. — Мне всегда нравилась эта поговорка. Нет, я не призываю уезжать.
Просто речь у нас зашла о двойных стандартах и о компромиссах. Те, кто стоит за
Абделем, не пойдут на компромисс, можешь не сомневаться. Однажды против них
применили силу. Значит, теперь они готовятся применить силу в ответ. Это закон
действия и противодействия. У нас нет другого выхода, кроме конкретной задачи —
найти ящик до двадцать третьего августа. Найти во что бы то ни стало. Иначе
потом действительно будет поздно для всех нас.
— Полетим в Италию? — предложил Машков.
— У тебя в группе есть люди, владеющие итальянским?
— Нет, но…
— В том-то и дело, что но… Я говорю по-итальянски, но
там может возникнуть масса непредвиденных ситуаций. Я уже не говорю о том, что
у нас командировочное удостоверение выписано во Францию, и в случае чего очень
трудно будет объяснить итальянской полиции, почему туда прилетело столько
вооруженных офицеров российских спецслужб.
— Что думаешь делать?
— Не знаю, — честно ответил Дронго. — Думать.
Прежде всего нужно продумать, как нам быть дальше. Если уже не поздно…
Автомобиль развернулся, направляясь к отелю. Дронго взглянул
на Машкова.
— Нам нужно лететь вдвоем, — сказал он, — и
как можно быстрее. Сразу в Палермо. Но утром мы должны еще раз навестить этого
Корню, чтобы он предупредил о нашем появлении сотрудников Интерпола в Италии, и
комиссара Жерара, чтобы тот послал аналогичное сообщение в полицию Палермо.
— Не успеем, — засомневался Машков.
— В том-то все и дело. Конечно, не успеем. Абдель и
Ревелли, если они там, уже завтра покинут Сицилию. Но лететь нам все равно
нужно. Может, узнаем что-нибудь интересное на месте. Понимаешь, полковник, у
нас с тобой нет другого выхода.
Сортино. Сицилия. Италия. 20 августа
Они с понятным интересом следили, как к ним приближается
микроавтобус. Ревелли стоял на холме рядом с Абделем и от волнения покусывал
нижнюю губу. Почему-то было довольно прохладно, и он мерз в легком пиджаке. Или
ему казалось, что ему холодно. Чуть ниже стоял Полухин, внимательно следивший
за Ревелли. Они кое-как объяснились. Во всяком случае, Ревелли знал, что этот
опасный русский бандит спас ему жизнь от наемных киллеров, присланных
Хорьковым. Полухин объяснил, что Хорьков уже арестован и вряд ли когда-нибудь
выйдет на свободу. Ревелли решил оставить рядом с собой этого типа, который
умеет так быстро и жестоко расправляться с людьми. Хорьков мог послать
следующую пару даже из тюрьмы. Или Абделю могла прийти в голову подобная мысль.
До тех пор, пока все не будет сделано и деньги не будут получены, следовало
проявлять осторожность.
Именно поэтому вместе с двумя итальянцами у развилки дороги,
ведущей на Сортино и дальше на Лентини, находился и прилетевший вместе с
Ревелли Полухин. Неподалеку стояли два автомобиля, в которых сидело восемь
боевиков Абделя, готовых принять груз.
Машина медленно и осторожно спускалась с холма. Дорога после
прошедшего дождя была скользкой и мокрой. Ревелли сдержал улыбку. Френваль
всегда был молодцом. Он знает, как нужно подать товар, чтобы убедить заказчика.
Абдель нетерпеливо взмахнул рукой, глядя на часы.
— Если они не поторопятся, мы не успеем. У нас мало
времени. Яхта уйдет через полтора часа.
— Отсюда до порта Аугусты полчаса езды, — успокоил
его Ревелли, — не волнуйтесь. Вы успеете получить свой товар и выйти в
море. Только будьте предельно осторожны.
— Почему они так медленно спускаются? — разозлился
Абдель. — Они могли бы поторопиться.
— Вы же знаете почему, — укоризненно произнес
Ревелли, — разве не видите, какая скользкая дорога. Хотите, чтобы машина
перевернулась? Вы представляете, что с нами случится тогда? Я уже не говорю про
всю Сицилию, про Италию. Не нужно так нервничать, мистер Абдель, все будет в
порядке. Деньги у вас с собой?
— Сначала мы проверим груз.
— Обязательно. Но раз мы доставили вам первый ящик и
там все оказалось в порядке, зачем нам обманывать вас со вторым? — спросил
Ревелли.
Его собеседник отвернулся. Сделал несколько шагов по
направлению к автомобилю, который уже был совсем близко, и снова вернулся к
Ревелли.
