– Куда?
Черт, она так хорошо пахнет. Я мог бы дышать ею всю ночь.
– Я знаю одно местечко, откуда открывается прекрасный вид на город. Там нас никто не побеспокоит. – Я не раз бывал там, когда учился в старшей школе. И всегда с девушкой, конечно. Это уединенное местечко, где можно было пообжиматься, а то и залезть девчонке под майку или в трусики. И никаких полицейских, даже если уже перевалило за полночь.
Я не бывал там уже пару лет. После школы у меня появился дом, и необходимость прятаться по углам отпала. Зачем корчиться на заднем сиденье машины, когда можно получать удовольствие в комфорте, на собственной кровати?
Но я везу туда Челси не для этого.
С ней я жду особенного раза.
– Хорошо. – Она проводит языком по нижней губе, затем улыбается. – Давай сделаем это.
Можно по-разному понять ее «сделаем это», но я отгоняю грязные мысли. Просто улыбаюсь, протягиваю руку и слегка сжимаю ее колено.
– Давай сделаем это, – пробормотал я, заставив ее щеки вспыхнуть. Она отвернулась и стала смотреть в окно.
Я вижу загадочную, легкую улыбку, играющую на ее губах.
Я не сомневаюсь, что еще до наступления ночи я поцелую Челси.
Глава 11
«Тебя нужно целовать, и часто, и целовать должен тот, кто знает в этом толк».
Челси
Оуэн выезжает из города и движется по Скайвэй, шоссе, по которому я проезжала максимум пару раз с тех пор, как переехала сюда. Но он местный, вырос в этом районе и знает все окрестности, малоизвестные дороги и места с лучшими видами.
Я не дура. Мы едем туда вовсе не любоваться потрясающим видом мерцающего огнями города. Может, у меня и нет большого опыта, но я понимаю, что парень с девушкой, припарковавшись в тихом местечке с хорошим видом, жаждут удовольствия несколько иного рода, нежели эстетического.
Я одновременно и сгораю от нетерпения, и трясусь от страха.
Мы молчим всю дорогу. Работает радио. Оуэн настроил волну, где играет только рок девяностых годов. Как только начинает звучать одна песня, он увеличивает громкость и слегка улыбается.
– «Кэндлбокс»
[14]. Эта песня напоминает мне о детстве, – задумчиво произносит он. – Мама любила эту группу.
Никогда не слышала о них, ведь моя мама всегда предпочитала что-то вроде топ-сорок. А гранж вообще отсутствовал в моем подростковом репертуаре.
– Мне нравится голос, – искренне говорю я. Песня и правда хороша. Понимаю, что с годами вкусы меняются. Я становлюсь сама собой, нахожу вещи, которые нравятся именно мне, а то, что родители слушали, читали, смотрели… остается в прошлом.
– Эти слова напоминают о тебе, – мягко произносит он.
От удивления я поворачиваюсь к нему.
– Как это?
– Песня называется «Цветение»
[15]. С тех пор как ты сказала мне, что твое второе имя – Роза, всякий раз, когда я слышу слова роза, цветок, цветение, цвет, то думаю о тебе. Улыбка становится шире, но на меня он не смотрит. Просто выбивает пальцами на руле музыкальный ритм, ведя машину через холодную темную ночь.
Но в его признании нет ничего холодного или мрачного.
Сердце так сильно колотится о ребра, что боюсь, он услышит. Мне хотелось бы сказать что-то столь же романтичное.
Но я молчу, спокойно слушая песню.
Песня полна грусти; она о любви и потере. Удивительно, что она напоминает ему обо мне. Только из-за названия? Или он на самом деле думает, что мы расстанемся, даже не начав встречаться?
Как обычно, я слишком сильно заморачиваюсь и раньше времени волнуюсь.
Когда мы наконец приезжаем на место, я уже словно комок нервов. Оуэн паркует машину и глушит двигатель, а затем поворачивается ко мне.
– Замерзла?
– Нет, все хорошо. – Чувствую, что дыхание учащается. Мне нужно срочно успокоиться, пока не задохнулась от возбуждения.
– Хочешь выйти на воздух? Знаю, там холодно, но если сядем на капот машины, то не замерзнем. Он смотрит на заднее сиденье. – Если что, у меня есть толстовка.
– Почему тебе хочется выйти? – Я смотрю вперед сквозь стекло, весьма впечатленная открывающимся видом. Мы находимся над линией тумана, но все еще можем видеть город; туман такой зыбкий, что похож на прозрачный кружевной занавес над городом.
– Снаружи вид еще лучше. – Повернувшись, я смотрю на него; на лице то самое обаятельное, «ты сделаешь все, о чем я попрошу», выражение. – Пошли, Челс. Надо просто жить, помнишь?
– Ладно.
– Не пожалеешь, – говорит он, поворачиваясь назад, чтобы взять с заднего сиденья толстовку. Он случайно касается меня плечом, а его голова настолько близко, что можно протянуть руку и прикоснуться к волосам.
Вместо этого я сжимаю руки на коленях.
– Наденешь? – Он протягивает мне черную толстовку, и я вцепляюсь пальцами в прохладный хлопок.
Ткань хранит его запах: что-то свежее и острое, с легчайшим намеком на пряность. Жаль, что не могу прижаться к ней лицом и вдохнуть поглубже.
Он решит, что я чокнутая.
– Может быть, – говорю я, держа толстовку. – Спасибо.
Он улыбается мне, и мы вылезаем из машины. Я смотрю на капот, задаваясь вопросом, как туда забраться и не выглядеть при этом по-дурацки. В задумчивости я снова покусываю нижнюю губу и морщусь, когда попадаю в особенно чувствительное место.
Видимо, я жевала ее слишком часто.
– Никогда раньше не забиралась на капот? – спрашивает он.
Поворачиваюсь и смотрю на него, чувствуя себя тупицей.
– Если честно, нет.
– Помочь?
– М-м-м… – снова смотрю на машину, раздумывая над его предложением – Я не…
Оуэн хватает меня за талию до того, как я успеваю закончить предложение. Я потрясена тем, как легко он поднял меня и усадил на капот, словно я пушинка. Он устраивает меня поудобнее, я откидываюсь назад. Ноги скользят по лакированной поверхности, и я стараюсь не поцарапать ее. К счастью, я хорошо устроилась, насколько это возможно, прижав ладони к поверхности машины.
Он легко запрыгивает на капот и садится рядом. Длинные ноги, сильные руки, изящные движения. Улыбаясь мне, он убирает волосы с глаз.
