– Когда мне было четырнадцать лет, она ушла. В одну ночь собрала все вещи, оставив только нашу с Фэйбл одежду, и испарилась. Мы не слышали от нее вестей около года. – Он глубоко вздыхает, как будто ему нужно собраться с силами. – И вот однажды она позвонила. Внезапно. Просила ничего не рассказывать Фэйбл. Просила уйти вместе с ней. И я хотел. Несмотря на все, что она сделала со мной, очень хотел. Сначала сказала, что хочет жить здесь, в городе, вместе. Затем начала говорить о том, чтобы уехать из штата. Поколесить по стране. Ей хотелось начать новую жизнь. Мысль оставить Фэйбл и Дрю меня напугала. Я пошел к Фэйбл и рассказал все. Они с мамой поскандалили, и та ушла. Через четыре года вновь нашла меня. Не знаю, как, но она появилась какое-то время назад, и я… я помогал ей единственным способом, который знаю.
– Оуэн. – Мой голос дрожит, наши взгляды встречаются; его зеленые глаза сверкают от слез. – Тебе не в чем винить себя. Она сама виновата. Ты не виноват в том, что твоя мама такая эгоистичная и злая.
– Попробуй сказать это моему четырнадцатилетнему «я». – Он упирается затылком в дверь и смотрит в потолок. – Знаешь, сейчас она в тюрьме. Как и твой отец. Ну, в окружном участке. В ту ночь Фэйбл вызвала полицию. Оказывается, она добилась ареста. Я так злился на сестру за это. Она посадила нашу маму в тюрьму.
Их мать сама посадила себя в тюрьму, но я решила не указывать на этот прискорбный факт.
– Ты не общаешься с Фэйбл? – спрашиваю я. Мне было бы больно, если бы я узнала, что он не общается с сестрой. Это просто разбило бы мне сердце.
– Мы говорили. Я писал ей, хотя она заставила меня попереживать несколько дней. Все не идеально, но мы пытаемся. Она все еще злится на меня за то, что я общался с мамой, давал ей травку и деньги.
– Ты делал то, что должен был, по твоему мнению. – Я глубоко вдыхаю, а затем выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями. – Ужасно, что ты скрыл это от меня, но и у меня были секреты. Не могу… просто не могу злиться на тебя за это.
Он закрывает глаза, сжимая губы.
– Я не заслуживаю прощения.
– Заслуживаешь. – Мой короткий ответ кажется таким простым и облегчает душу.
Его глаза открываются, и он смотрит на меня.
– Я не заслуживаю тебя.
– Если ты не заслуживаешь меня, я тоже не заслуживаю тебя.
– Челс… – Его голос становится тихим и звучит так грустно, словно он окончательно повержен, и я больше не могу терпеть.
Я встаю посреди комнаты, пока еще размышляя, решиться ли на этот шаг. Последние несколько недель я сильно скучала по нему. Тело мое изнывает от боли, и сейчас стало только хуже. Когда он обнимал меня на улице, колени так дрожали, я думала, что упаду, но это было так хорошо – вновь оказаться в его объятиях.
Сейчас он страдает, и ему кажется, он страдает в одиночку.
Он слишком далеко от меня. Я хочу прикоснуться к нему. Мне нужно к нему прикоснуться.
Утвердившись в своем решении, хватаюсь за край толстовки и снимаю ее через голову, потом бросаю на пол.
Я делала так раньше; этот момент напоминает мне вечер в гостиничном номере, нашу первую ночь вместе. Когда мы были обнаженными, уязвимыми и дрожали от страха, но все же были счастливы. Мы были вместе.
Он должен знать, что я по-прежнему принадлежу ему.
Глаза Оуэна широко раскрываются, когда я сбрасываю толстовку, но он не сходит со своего места и не говорит ни слова.
Он просто смотрит и ждет.
Наклонившись, я снимаю ботинки и ставлю их возле кровати. Поднимаюсь, берусь за пояс легинсов, выскальзываю из них, позволяя им упасть к ногам, и их тоже отбрасываю.
– Челс. – Оуэн снова произносит мое имя, затем откашливается, на лице начинает проявляться выражение чистого, ничем не замутненного желания. Он хочет меня. Я вижу это. Я практически чувствую запах. – Тебе необязательно это делать.
– Я скучала по тебе. – И больше ничего не говорю, пусть эти простые слова висят в воздухе, а я пока сниму майку и останусь голой по пояс. Сдавленный звук вырывается из его горла, и пьянящее, всепоглощающее удовольствие охватывает меня, делает колени слабыми.
На мне остались только бирюзовые трусики с маленьким белым бантиком в центре пояса. Когда я их надеваю, то обычно чувствую себя маленькой девочкой. Но сегодня я определенно не такая, стоя посреди спальни Оуэна Макгваера в одних этих трусиках, с отяжелевшей грудью, затвердевшими сосками, чувствуя, как становлюсь горячей и влажной между ног.
– Я тоже скучал по тебе, – наконец говорит он хриплым голосом. – Чертовски сильно.
– Хочу тебя. – Оглянувшись, начинаю двигаться к кровати, и вдруг он возникает прямо передо мной. Большие руки хватаются за талию, пальцы впиваются в кожу, пока он укладывает меня, но прежде шепчет прямо в губы:
– Я тоже тебя хочу. Ты так много для меня значишь. – Слова проникают под кожу, и я закрываю глаза, воздух застревает в горле, когда он целует меня. Полные, восхитительные губы наконец возвращаются на свое место, и мне хочется плакать.
Но я не плачу. Закидываю руки ему на шею и крепко обнимаю. Раскрываю ноги и чувствую, как он втискивается между ними, джинсы царапают кожу, пряжка ремня впивается в нежную плоть чуть выше трусиков.
Я помогаю ему избавиться от одежды, а он снимает трусики, ведет дрожащими пальцами по ногам, ртом прижимается к груди, рука ложится меж бедер. Я такая мокрая, что почти неловко, но раньше, чем я решаю оттолкнуть его руки или сказать что-то глупое, он встает на колени, наклоняется и вытаскивает презерватив из ящика прикроватного столика.
– Не могу ждать. Слишком сильно хочу оказаться внутри. – Он раскатывает презерватив, а затем мгновенно оказывается надо мной, во мне, полностью внутри меня.
Это то, чего я хочу. То, что мне нужно. Ощущать его внутри так хорошо, так правильно. Мы не идеальны, но идеально подходим друг другу. Между нами все или ничего – но для нас это легкая ноша.
Поэтому я хочу всего. С Оуэном.
Он переворачивается вместе со мной, и теперь я сверху, срывает заколку с волос, и они рассыпаются по моим плечам.
– Объезди меня, – шепчет он, глаза пылают, на лице написаны невысказанные эмоции, и я пока не хочу их называть. Пока нет. Слишком рано. И так случилось много чего.
Я делаю так, как он просит, усаживаюсь, положив руки на его горячую твердую грудь, волосы разлетаются, кончики щекочут обнаженную кожу. Я сжимаю губы, облизываю их и начинаю медленно двигаться. Сначала совсем осторожно, но затем Оуэн хватает мои бедра, показывая, как двигаться, помогая установить ритм.
Он поднимается, накрывает ладонями груди, и я выгибаю спину, скользя вверх и вниз по его возбужденному члену с закрытыми глазами. Я растворилась в нем. И в этот самый момент осознаю, что люблю Оуэна так сильно, что даже страшно.
– Ты чертовски прекрасна, – шепчет он, скользит руками по груди, затем по талии и опускается к бедрам. – Кожа такая гладкая, мягкая.
