Но обернулось все, сами понимаете, иначе.
***
Наши беды начались где-то через пару недель после заезда в новый дом; точнее, старый, просто в нем был сделан капитальный ремонт. Плата за съем жилья шла плюсом к моей зарплате, а ремонтом занимался один из местных. Дом нам спроворил риелтор из города, заверявший, что это вполне себе сносное жилье по цене, не выходящей за рамки муниципального бюджета. Наш работник, звали которого Фрэнк Харрис, к нашему заезду ремонт уже заканчивал, но оставалось еще много недоделок. Дом был двухэтажный, из серого камня; внизу кухня, гостиная и небольшая уборная, сверху три спальни и ванная. Стены были покрашены не везде, а полы местами липли к ногам из-за непросохшего лака. С собой мы привезли кое-что из мебели, но в этом незнакомом антураже она смотрелась как-то потерянно и уныло, вроде гостей, забредших не на ту вечеринку.
Тем не менее поначалу Дэвиду атмосфера переезда в новое место была, похоже, по душе. Он все разведывал, заводил друзей, украшал себе комнату рисунками и постерами, а еще лазал по большим раскидистым деревьям в низовьях сада. Я, наоборот, оказался в плену жуткого одиночества, быстро уяснив, что тоска по Одри и Джейсону скорее усиливается, нежели ослабляется чуждым для меня окружением. Я взялся писать в саду, надеясь, что солнечный свет как-то развеет эту хмарь. Иногда это получалось.
***
Мне отчетливо помнится ночь, когда это произошло впервые. Я проснулся в темноте от звуков фортепиано, доносящихся снизу из гостиной. Пианино было одним из всего нескольких предметов обстановки, оставленных прежним хозяином, наряду с большим дубовым столом на кухне и парой симпатичных полок из красного дерева, занимающих в гостиной сдвоенный эркер. Я поднялся с головой, мутной ото сна и звуков расстроенного пианино, бренчащего мне по нервам. Спустившись вниз, я застал там Дэвида, который стоял посреди комнаты в одиночестве. Мне подумалось, что он забрел сюда как лунатик, во сне, – но он не спал.
Когда это происходило, он всегда бодрствовал. Спускаясь, я слышал, как он разговаривает сам с собой, но едва я зашел в комнату, как он смолк, а вместе с тем смолкло и бренчание пианино. Тем не менее с лестницы я внятно слышал обрывки его разговора, в основном короткие «да» и «нет», как будто кто-то донимал его расспросами, а он неохотно отвечал. Говорил он так, как обычно говорят с малознакомыми людьми, перед которыми робеют или осторожничают.
Но самым странным здесь был даже не односторонний диалог.
Страннее, пожалуй, было звучание фортепиано. Дело в том, что Дэвид за него никогда даже не садился. Играл у нас Джейсон, его погибший брат. А у Дэвида не было даже маломальского слуха.
– Дэвид, – спросил я, – что происходит?
С ответом он медлил; если б мы в комнате находились сейчас не вдвоем, я мог бы подумать, что ему только что велел помалкивать кто-то третий.
– Я слышал музыку, – нехотя сказал он.
– Я тоже, – сказал я. – Это ты тут играл?
– Нет, не я.
– Тогда кто же?
Он качнул головой и, протолкнувшись мимо меня, пошел к себе наверх. Лоб у него был нахмурен.
– Не знаю, – буркнул он. – Я-то здесь при чем.
***
Наутро за завтраком я спросил Дэвида, что он видел, когда находился в комнате. На дневном свету он оказался более словоохотлив и откровенен.
– Маленького мальчика, – ответил он помедлив. – У него темные волосы, голубые глаза. И он старше меня, но ненамного. Он со мной разговаривает.
– Ты видел его раньше?
Дэвид кивнул:
– Один раз, там, в саду. Он прятался в кустах. Просил меня подойти к нему. Сказал, что знает игру, в которую мы бы вместе могли играть, но я не пошел. А потом ночью я услышал пианино и спустился посмотреть, кто там играет. Я думал, это Джейсон. Я забыл…
Он осекся. Я протянул руку и ласково взъерошил ему волосы.
– Ничего, – подбодрил я. – Я тоже иногда забываю.
Хотя рука моя при прикосновении дрожала.
Дэвид положил ложку в чашку с нетронутым корнфлексом и возобновил рассказ:
– За пианино сидел тот мальчик. Он попросил меня подойти и сесть с ним рядом. Хотел, чтобы я помог ему закончить песню. А потом сказал, мы сможем пойти и поиграть. Но я к нему не подошел.
– Почему, Дэвид? – спросил я. – Почему ты не подошел?
– Я его боялся, – признался Дэвид. – Он выглядел как мальчик, но он им не был.
– Дэвид, – спросил я, – он похож на Джейсона?
Лицо сына застыло.
– Джейсон умер, – сказал он с ноткой упрямства. – Вместе с мамой, в аварии. Я же просто забыл.
– Но ты по нему скучаешь?
Он кивнул:
– Скучаю, очень. Но тот мальчик не Джейсон. Может, он на него иногда похож, но он не Джейсон. Джейсона я бы не испугался.
С этими словами он встал и поставил свою чашку в раковину. Я не знал ни что сказать, ни что подумать. Дэвид был не из пустых лгунишек, а если когда и врал, это было сразу видно по нему. Единственно утешающей догадкой было то, что это у него какая-то запоздалая реакция на смерть брата. Ничего веселого, конечно, но сладить с этим наверняка можно. Есть ведь знающие люди; специалисты, к которым можно записаться на консультацию. Все можно так или иначе уладить.
Дэвид некоторое время стоял возле раковины, а затем обернулся ко мне с таким видом, будто на что-то решился.
– Папа, – сказал он. – Мистер Харрис говорит, что в этом доме случилось что-то плохое. Это правда?
– Не знаю, Дэвид, – ответил я вполне правдиво.
Дэвида я не раз заставал за разговорами с Фрэнком Харрисом, когда тот работал по дому. Иногда он позволял мальчику помогать себе какими-нибудь пустячными делами вроде подать инструмент или подержать, пока он сверлит. Человек он был с виду неплохой, да и Дэвид получал кое-какие трудовые навыки, но вот теперь я всерьез задумался, оставлять ли моего сына с ним наедине.
– Мистер Харрис говорит, что с некоторыми местами надо вести себя осмотрительно, – продолжал Дэвид. – Говорит, что у них долгая память, что камни эти воспоминания держат, и иногда, сами того не желая, люди могут их оживлять.
Я ответил, стараясь сдерживать в голосе гнев:
– Мистер Харрис, Дэвид, нанят как мастеровой, а не как профессиональный пугальщик. Я поговорю с ним.
Дэвид на это невесело кивнул, взял в прихожей свою курточку со спортивной сумкой и садовой тропинкой отправился к остановке дожидаться автобуса. Местная школа, куда мой сын должен был пойти с осени, летом три раза в неделю устраивала для детей спортивные мероприятия, и Дэвид с радостью ухватился за возможность играть на солнце в крикет и теннис. Повинуясь настроению, я хотел составить ему сегодня компанию, но тут заметил возле него какую-то фигуру. Человек стоял возле него на одном колене и обращался к нему со вдумчивым, серьезным лицом. Седовласый пожилой мужчина в синей робе, запачканной краской. Фрэнк Харрис, наш работник. Вот он встал и бережно приобнял моего сына за плечо. Вместе они дождались автобуса, который увез Дэвида, а Харрис пошел в сторону дома.
