В июне 1934 года следует заброска через Финляндию в СССР при активном участии Добровольского и Скоблина Прилуцкого и Носанова (Насонова). Но она, как уже указывалось выше, оказалась неудачной, хотя им и удалось бежать обратно в Финляндию. Представители финских спецслужб были крайне обеспокоены случившимся, считая маршрут заброски сравнительно безопасным. Поэтому они ограничили масштабы дальнейшей деятельности и заброску вооруженных людей, о чем Добровольский и сообщил Миллеру 12 июля 1934 года. Скоблин был этим крайне недоволен, ибо планировал отправить в СССР очередную группу. Он считал финнов слишком осторожными. Но заброска была отложена до весны 1935 года. Кроме того, финны поставили Добровольскому условие отправлять в СССР только одиночных агентов.
Но уже в 1935 году 2-й отдел Генштаба Финляндии отказывается от сотрудничества с РОВСом, ссылаясь на то, что планы отправки их эмиссаров в СССР становились известны советскому военному атташе в Гельсингфорсе. 26 августа 1935 года Добровольский сообщил об этом Миллеру, и в частности о том, что финны отказываются от работы со Скоблиным. В письме от 10 октября того же года Миллеру Добровольский продолжил обсуждение этой темы. Он сообщил, что финны считают утечку информации о планируемой заброске связанной с центром РОВСа. Они ставили вопрос о том, что продолжение совместной работы может иметь место только после изменения сложившейся ситуации. В это время в Финляндии состоялась встреча Добровольского и прибывшего туда Скоблина с финским контрразведчиком. В результате автор письма указывал, что тот «с большим почтением и уважением относится к Петру Петровичу (Скоблину. — В.Г.), но считает, что его личность слишком известна нашим конкурентам (т.е. ОГПУ. — В.Г.), которые решили любыми средствами сокрушить П.П.».
В конце письма Добровольский указывал: «Я решил больше не писать П.П. о наших торговых делах (т.е. секретной работе на СССР. — В.Г.). Предупредите его об этом, ибо я не хочу, чтобы он сердился на меня. Я очень уважаю его, у меня к нему полное доверие, но нужно принять меры для выяснения его окружения и сорвать маску с негодяев, мешающих его работе и навлекших подозрения против него (выделено в тексте. — В.Г.)»
. Таким образом, дальнейшая работа Скоблина в Финляндии оказалась под большим вопросом. Но в дальнейшем она все-таки будет иметь известное продолжение, и об этом пойдет речь на страницах этой книги.
Итак, генерал Скоблин был привлечен к заброске в СССР террористических и разведывательных групп по линии РОВСа и в то же время передавал информацию чекистам об этом. Кроме того, он пытался свернуть или свести к минимуму работу «по связи с Россией» на других направлениях. Об этом свидетельствует, например, переписка генерала Миллера с генералом Абрамовым в феврале — марте 1935 года, связанная с деятельностью полковника Жолондковского в Румынии. Председатель РОВСа указывал, что имел возможность частично через Скоблина и отчасти другим путем получить соответствующие, достаточно определенные сведения, которые побудили его посадить Жолондковского «на слабую позицию — даже в более узких рамках», нежели те, о которых он говорил ранее
. Иначе говоря, речь шла о сокращении, а затем и фактическом прекращении финансирования и свертывании «работы на Россию» на этом направлении, о чем уже шла речь и ранее.
Руководящие деятели РОВСа пытались оценить в это время деятельность Скоблина, позиции которого в Союзе заметно укреплялись. И при этом у них возникало немало вопросов. Генерал фон Лампе в письме Абрамову 1 апреля 1935 года замечал, что роль Скоблина ему непонятна. Во время последней поездки в Ревель он, по утверждению этого генерала, пытался вести самостоятельную политику и сговаривался с генералом Васильковским. Начальник II отдела РОВСа добавлял также, что Скоблин всегда был в орбите генерала Шатилова
.
По полученной из Парижа в ИНО информации, генерал Миллер в процессе начавшейся реорганизации вынашивал мысль поставить генералов Скоблина и Туркула во главе всей активной работы Русского Обще-Воинского Союза. Миллер в сложившейся неблагоприятной ситуации интриг и разборок в РОВСе искал компромиссы, и привлечение этих молодых генералов к руководству активной работой могло бы отвлечь их от критики руководства Союза за бездеятельность.
Но сам Скоблин то и дело балансировал на острие ножа. Несмотря на его умение лавировать, у него появлялось и немало недоброжелателей. Распространялись слухи о его связях с большевиками.
26 января 1935 года парижская газета «Возрождение» опубликовала на первой странице ряд материалов, посвященных 5-летию исчезновения генерала Кутепова. На второй странице этого номера, в разделе «Отклики» (на похищение названного генерала) было опубликовано несколько заметок за подписью Али-Баба (под этим псевдонимом скрывался сотрудник этой газеты Алексеев). Две из них называлась соответственно «Агенты ГПУ в РОВС» и «Слухи о генерале Х.Х.».
В первой их них сообщалось о полковнике X., бывшем корниловце и первопоходнике, перешедшем затем, в период Гражданской войны, на службу в броневой дивизион, который сошелся в Париже с большевиками. Его завербовал на службу к ним бывший однополчанин и также первопоходник подполковник Донского войска М. Во второй заметке указывалось на то, что на большевиков якобы работал и генерал Х.Х., а если так, то РОВСу нанесен тяжелый удар. На деле речь шла о генерале Скоблине. Автором заметки предлагалось провести расследование.
Это было продолжением старой истории, относившейся еще к 1932 году. Она прошла серию новых бурных обсуждений в 1935 году и получила свое завершение уже в 1937 году, после похищения генерала Миллера и в ходе расследования по делу Скоблина. Вкратце фабула событий выглядела следующим образом. 20 февраля 1932 года бывший офицер Корниловского полка капитан Федосеенко (именно он скрывался в указанной заметке под псевдонимом «полковник X.») встретил в Париже своего однополчанина подполковника Магденко (именовавшегося в заметке «подполковником М.»). Тот рассказал, что состоит в Берлине в сношениях с большевистской агентурой, и не с мелочью, а с главными заправилами. На следующий день он стал вербовать однополчанина на службу к большевикам. И тот, якобы желая выяснить ситуацию (как он объяснял в своем рапорте в РОВС), согласился. Эта беседа имела впоследствии разные интерпретации. Согласно одной из них, Магденко утверждал, почему бы, не причиняя вреда своим, не сорвать денег с большевиков. Другая интерпретация его позиции звучала следующим образом: в борьбе с большевиками все средства хороши, а полученные деньги можно использовать на борьбу с ними.
Федосеенко прибыл 12 апреля 1932 года в Берлин и встретился с агентом большевиков (по одним данным — из ГПУ, по другим — от РВС, иначе говоря — военной разведки) Георгием Георгиевичем Ивановым (его имя звучало в различных источниках то как Георгий Георгиевич, то как Георгий Иванович). Он был зачислен на службу с жалованием 60 долларов в месяц и получил кличку «Крот». В одной из откровенных бесед Магденко рассказал Федосеенко, что генерал Скоблин давно находится на службе у большевиков и надо быть с ним особенно осторожным: «Не сделай глупостей в Париже».
Служба капитана Федосеенко у большевиков была непродолжительной. Напуганный покушением эмигранта Горгулова на президента Франции Думера, он 11 мая 1932 года явился к генералу Миллеру и (в присутствии пожилого полковника) доложил о поступлении на тайную службу к большевикам. Имя генерала Скоблина при этом им не называлось. Председатель РОВСа посоветовал ему порвать связь с большевиками, явиться в полицию и рассказать об этом (по другим источникам — никому ничего не рассказывать о случившемся). Федосеенко явился в полицию к комиссару Фо-Па-Биде, рассказал о произошедшем и назвал имя генерала Скоблина.
