О докладе капитана Федосеенко генералу Миллеру, хотя тот обещал никому не говорить, узнал генерал Скоблин, его командир по объединению Корниловского полка. 2 июля он пригласил Федосеенко в Галлиполийское Собрание и, сказав, что знает о состоявшейся встрече, пожурил его за обращение к генералу Миллеру. Скоблин добавил, что «Миллер всего боится». Он предложил не порывать связи с большевиками, а наоборот, — продолжать, чтобы получить больше ценных сведений. При этом якобы генерал Скоблин добавил, что он сам в этих целях находится в связи с большевиками. Он предложил однополчанину сноситься с ним по разным вопросам. Это еще более укрепило подозрения Федосеенко в отношении Скоблина. Затем состоялась их новая встреча в кафе без свидетелей. Скоблин обещал Федосеенко устроить встречу с начальником I отдела РОВСа генералом Шатиловым.
В конце концов Федосеенко решил последовать совету Скоблина, но через несколько дней получил по почте приказ от 10 июля о своем исключении из Корниловского объединения. В свою очередь, «Георгий Георгиевич», встретившись с ним в Берлине через шесть дней после свидания со Скоблиным, отказал ему в дальнейшем сотрудничестве. Затем он получил конвертом последнее жалованье — 60 долларов за июнь месяц.
Федосеенко счел себя глубоко обиженным и решил вывести Скоблина на чистую воду. Он обратился к генералу Говорову — председателю Союза Первопоходников с рапортом о назначении расследования, но тот ничего не сделал, а его дело было направлено в Югославию генералу Казановичу. Тот принял решение «исключить Федосеенко из Союза Первопоходников и отобрать значок». Это автоматически вело и к исключению из Русского Обще-Воинского Союза
.
Советская разведка в тот период внимательно следила за развитием всей этой истории, грозившей провалом Скоблина. Эта тема являлась предметом активного диалога посредством обмена телеграммами между Парижем и Центром. Проводилась проверка вербовки берлинским аппаратом ИНО Федосеенко и рассматривался вариант его компрометации. Анализировалась и ситуация с Магденко, который был арестован в это время немецкой полицией по обвинению в шпионаже в пользу СССР. В Париж, в частности, сообщалось из Москвы, что Магденко Скоблина знать не может и на допросах держится хорошо, ничего не выдав. Рассматривался и вариант перерыва в сложившейся ситуации связи со Скоблиным месяца на два, обеспечив его при этом деньгами. В конечном итоге в Москве сочли инцидент исчерпанным, хотя в Париже, у разведчиков, работавших со Скоблиным, обеспокоенность этой историей оставалась
.
Но прошло два с половиной года, и капитан Федосеенко вновь начал борьбу за свою реабилитацию. Он также обвинял генерала Скоблина в двойной игре. Капитан обращался к различным общественным группам. В итоге при посредстве старшего лейтенанта А.Н. Павлова дело было доложено 2 февраля 1935 года начальнику I отдела РОВСа генералу Эрдели, и состоялась встреча Федосеенко с ним. Капитан просил расследовать обстоятельства его исключения из Корниловского полка, а также деятельность генерала Скоблина, и утверждал, что стал жертвой двойной игры. Он передал Эрдели свой рапорт объемом 30 страниц мелкопечатного текста и 7 приложений. Тот поручил корнету К.А. Половцову провести предварительное расследование.
6 февраля последний представил свой рапорт генералу Эрдели о проведенном предварительном расследовании. В нем исследовалась связь Федосеенко с советской разведкой в Берлине. Половцов утверждал, что Георгий Иванович Иванов — начальник советской военной разведки за границей, и настоящая его фамилия — Порт. По крайней мере, под этой фамилией он, будучи прапорщиком, был якобы послан в 1917 году в лейб-гвардии Павловский полк для его разложения и стал председателем его совета (полкового комитета). Под этой фамилией, утверждалось в рапорте Половцова, он окончил академию Генштаба в СССР. Федосеенко и Магденко характеризовались в рапорте как «люди без твердых устоев».
Состоялась встреча и беседа Половцова с генералом Миллером, который утверждал, что ничего не говорил Скоблину о разговоре с Федосеенко. Найти агентурным путем подтверждение по Скоблину не оказалось возможным, но возникло подозрение о финансовом состоянии его семьи. В конце 1928 года они нуждались и не могли улучшить положения за счет концертов Плевицкой. «Установить точно, что чета Скоблиных не живет на те средства, на которые принято считать они живут, не трудно, — говорилось в рапорте Половцова. — Гораздо сложнее будет установить, на какие средства они живут». В заключение своего рапорта его автор указал, что назначение следственной комиссии явится также единственно приемлемым выходом для самого Скоблина. Но корнет не получил от генерала Миллера разрешения на допрос генерала Скоблина
. Полный текст рапорта корнета Половцова публикуется в приложениях настоящей книги.
Забегая вперед, заметим, что сам К.А. Половцов за сотрудничество с немецкими оккупантами во Франции в годы Второй мировой войны был осенью 1945 года привлечен к суду и приговорен к 10 годам каторжных работ
.
Между тем опубликованное в «Возрождении» сообщение «Али-Бабы» и обвинения Федосеенко в адрес Скоблина вызвали широкое обсуждение с участием самых разных сторон. 31 января 1935 года указанная газета опубликовала «Письмо корниловцев», подписанное начальником группы корниловцев во Франции и Париже полковником Трошиным и полковым адъютантом штабс-капитаном Григулем. В нем говорилось о том, что некоторое время назад некий полковник X., бывший первопоходник, принятый в свое время в одну из организаций корниловцев, стал распускать слухи о том, что генерал Х.Х. — большевистский агент. И эти слухи стали быстро распространяться среди военных организаций Парижа и дошли до газеты «Возрождение». Так как всем участникам развернувшегося обсуждения было понятно, кто скрывается под псевдонимом «генерал Х.Х.», то в указанном письме подчеркивалось: «Мы, корниловцы, слишком хорошо знаем служебную, общественную и личную жизнь нашего возглавителя, чтобы у кого-либо возникла хоть небольшая тень сомнения в безукоризненной преданности его делу».
Авторы письма упоминали об исключении X. из числа корниловцев и утверждали, что его выступление является местью генералу XX. (т.е. Скоблину). Они именовали это работой большевиков по разложению РОВСа. «Мы, корниловцы, все как один встанем на защиту доброго имени того, кто в течение всего боевого периода Гражданской войны вел нас для выполнения нашего долга, — указывалось в этом опубликованном письме. — Мы умеем повиноваться, но умеем и защитить нашего начальника». «Пусть все знают, что XX. генерал не один, он — это все корниловцы, подчеркивалось в конце письма. — Мы также горячо возражаем против всякого расследования, какое рекомендует Али-Баба в отношении генерала XX. Наш начальник — вне подозрений. Самый факт расследования оскорбителен для всех нас, корниловцев, тем более, что оно было бы выполнено по клеветническому выступлению большевистского агента».
В примечании редакции к этому опубликованному письму корниловцев указывалось, что автор «Откликов» предлагал провести расследование о личности, деятельности и выпадах полковника или есаула X., который распространял свою клевету. «Надо полагать, что этому надо положить предел», — говорилось в примечаниях редакции. Таким образом, генерал Скоблин в некоторой степени уже выводился из-под удара, хотя руководство газеты «Возрождение» и считало по-прежнему целесообразным проведение расследования.
