Почему в Москве было принято решение похитить генерала Миллера? Этот вопрос вот уже более чем три четверти века занимает умы специалистов и исследователей. Учитывая то, что санкции на подобные операции или даже приказ на их проведение в соответствии с советской политической традицией давался на высшем политическом уровне, ответ на этот вопрос надо начинать с обстановки в СССР в этот период.
1937 год был богат на события. Завершалась вторая пятилетка, СССР готовился к 20-летнему юбилею Октябрьской революции. Победные рапорты и реляции о великих свершениях, шумная газетная кампания об исторических достижениях социализма удивительно и парадоксально переплетались с развернувшейся в стране невиданной политической чисткой, показательными судебными процессами, громкими обвинениями и ошеломительными признаниями вчерашних вождей революции и лидеров большевистской партии и советского государства в предательстве, которые потрясали общество. «Великий террор» — так стали называть происходившее в СССР в 1937 году по прошествии времени. Руководствуясь лейтмотивом о том, что по мере строительства социализма классовая борьба в стране будет обостряться, партийный и государственный вождь И.В. Сталин дал санкцию на широкомасштабный поиск, разоблачение и уничтожение «врагов народа».
В ходе следствия и открытых судебных процессов над арестованными «врагами народа» их деятельность в обязательном порядке связывалась с внешними, находящимися за пределами СССР силами, будь то иностранные спецслужбы или эмигрантские подрывные центры. Наиболее опасным из последних по-прежнему считался Русский Обще-Воинский Союз, который рассматривался как организатор и вдохновитель диверсионно-террористических акций и широкой подрывной деятельности против СССР, осуществлявшейся в сотрудничестве с зарубежными спецслужбами. Поэтому мощный удар по РОВСу и устранение его руководителя представлялось делом исключительно важным и политически своевременным.
Похищение председателя РОВСа с возможной организацией последующего судебного процесса над ним и публичными разоблачениями антисоветской деятельности эмиграции, тесно связанной со своими агентами, «врагами народа» внутри страны и с иностранными политиками, могло способствовать реализации далеко идущих политических целей, и в том числе объяснению массовых репрессий и кровавой вакханалии, которые происходили в СССР. К тому же суд и обвинения в адрес генерала Миллера можно было связать с его деятельностью в годы Гражданской войны, когда он командовал вооруженными силами Северной области и Северным фронтом белых. А это было как нельзя кстати в канун 20-летия Октябрьской революции и начала российской Гражданской войны.
1937 год знаменовал собой начало резкой активизации террористической деятельности советских спецслужб за рубежом и проведение серии спецопераций, направленных на похищение и (или) уничтожение целого ряда деятелей, по тем или иным причинам ненавистных советскому руководству, будь то Л.Д. Троцкий и его сын Л.Л. Седов, дипломаты, сотрудники или агенты секретных служб, ставшие невозвращенцами и/или отказавшиеся от сотрудничества, — И.С. Рейсс, А.Г. Бармин, Д.С. Наквашин, Д. Пойнтц, Р. Клемент, руководители эмигрантских организаций — Е.К. Миллер и Е. Коновалец и др. Хотя и не всё из запланированного завершалось успехом.
Что касается непосредственно генерала Миллера, то у части современников, а в дальнейшем и у исследователей, возникал вопрос о целесообразности покушения на него, учитывая, что в отличие от своих предшественников (генералов Врангеля и особенно Кутепова) он был человеком очень осторожным, не склонным к радикальным и активным действиям против СССР. Более того, генерал часто сдерживал своих ни в меру ретивых сподвижников, ратовавших за активизацию борьбы и широкое проведение диверсионно-террористических операций.
Генерал Миллер был человеком известным и довольно авторитетным в зарубежных политических и военных кругах, учитывая его большой опыт военно-дипломатической работы. Отсутствие у него экстремистских качеств, осторожность, готовность к компромиссу привлекала к нему тех иностранных политиков, которые опасались, что деятельность его оппонентов, радикально настроенных русских генералов, негативно повлияет на отношения их стран с СССР. С этой точки зрения пребывание генерала Миллера в должности председателя РОВСа, присущие ему качества и характер деятельности помогали в сохранении Союза как одной из наиболее влиятельных эмигрантских организаций. Но, с другой стороны, именно это и вызывало негативную реакцию советских спецслужб и их руководителей, стремившихся к скорейшему исчезновению Русского Обще-Воинского Союза с политической орбиты Русского Зарубежья. Тем более что они, как и советские политические лидеры, мыслили категориями неизбежной и стремительно приближающейся войны, в ходе которой русская военная эмиграция и ее главная организующая и сплачивающая сила — РОВС — должны были оказаться в стане активных врагов советского государства и с оружием в руках попытаться взять реванш за поражение в Гражданской войне.
Одной из целей (если не главной целью) похищения генерала Миллера являлось стремление советских спецслужб продвинуть к руководству РОВСа своего агента, генерала Скоблина, о чем уже шла речь в предыдущей главе.
Судя по всему, решение об операции против генерала Миллера было принято в Москве на высшем уровне еще в 1936 году. Дело в том, что подобные операции требуют тщательной и многомесячной подготовки, проработки всех деталей. Подготовка и проведение судебных процессов в 1936–1937 годах над «врагами народа», в числе которых оказались многие видные представители советской политической и военной элиты, актуализировала осуществление этой операции и доставку Е.К. Миллера в Москву. Вероятно, именно этим обстоятельством можно объяснить резкую перемену в отношении советского агента Скоблина к генералу Миллеру в конце 1936 — начале 1937 года. Если ранее он в течение длительного времени стремился к установлению близких отношений с председателем РОВСа и в результате был облечен доверием и выполнял его самые ответственные поручения, то затем наступила полоса охлаждения и даже усиливающейся критики Скоблиным деятельности Миллера. Он, по существу, принимал участие в развернувшейся кампании по его дискредитации. Это, в свою очередь, должно было способствовать росту популярности и укреплению позиций Скоблина в кругах военной эмиграции и могло содействовать его продвижению к руководству РОВСа после исчезновения Миллера.
Определенные доказательства в пользу длительности подготовки этой операции приводит в своих воспоминаниях бывший советский военный разведчик, переведенный в 30-е годы на работу в ИНО В.Г. Кривицкий. В своей книге он писал о себе как о руководителе советской военной разведки в Западной Европе, но в действительности был здесь с 1935 года руководителем нелегальной резидентуры ИНО. Он проживал в Гааге под видом австрийского антиквара — коллекционера редких книг. Кривицкий, ставший в 1937 году невозвращенцем, утверждал в опубликованной им книге, что первоначально похищение Миллера планировалось на декабрь 1936 года.
По его свидетельству, в начале декабря 1936 года к нему прибыл специальный курьер от начальника Иностранного отдела (7-го отдела ГУГБ НКВД) А.А. Слуцкого, который сам в это время приехал в Париж из Барселоны. В послании, переданном Кривицкому на фотопленке, содержалась просьба отобрать и срочно отправить в Париж из числа его сотрудников двух человек, которые могли бы сыграть роль немецких офицеров, имея для этого выразительную наружность, чтобы походить на военных атташе, и разговаривать как истинно военные люди. Указывалось, что они должны внушать исключительное доверие и быть смелыми. Слуцкий подчеркивал исключительную важность своей просьбы и просил подобрать таких людей немедленно. Он предлагал самому Кривицкому встретиться с ним через несколько дней в Париже.
