В ныне публикуемых биографиях Шпигельглаза указывается, что с января 1919 года он приступил к работе в Военном контроле (военной контрразведке), а после слияния его с Военным отделом ВЧК года продолжил службу в Особом отделе ВЧК. В регистрационном же бланке члена ВКЛ(б) отмечено, что он с ноября 1918 года служил в ВЧК. В 1919 году Шпигельглаз стал кандидатом, а в 1921 году — членом партии большевиков. В годы войны служил под началом особоуполномоченного ВЧК М.С. Кедрова. В 1921 году Шпигельглаз на год уехал на чекистскую работу в Белоруссию, а в 1922 году вернулся в Москву и стал работать в КРО ГПУ. С 1924 года он был переведен в ИНО ОГПУ и с той поры постоянно работал в этой структуре. Свободно владел немецким, французским и польским языками
.
Некоторые источники упоминают о назначении Шпигельглаза в 1926 году помощником начальника ИНО (и о том, что он оставался в этой должности до 1936 года)
,
[50] но при этом он постоянно выезжал в загранкомандировки, в частности работал в Монголии, Китае, Германии, Франции. Высказывается предположение, что с созданием в 1926 году Особой группы Серебрянского Менжинский включил Шпигельглаза в число ее сотрудников. Прикрытием для его работы в качестве руководителя разведывательной сети в Париже в начале 30-х годов служил рыбный магазин, специализировавшийся на продаже омаров, расположенный возле Монмартра
. Шпигельглаз активно занимался разработкой белоэмигрантских организаций и считался хорошим специалистом в этой области. В 1923 году он был награжден Коллегией ОГПУ боевым оружием, в 1933 году — Знаком Почетного работника ВЧКОГПУ, а в 1935-м — Знаком Почетного работника ВЧК — ОГПУНКВД.
С июня 1935 года Шпигельглаз значится в качестве помощника начальника ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, а с 25 декабря 1936 года — заместителем начальника 7-го отдела ГУГБ НКВД. Он имел звание майор госбезопасности. Его характеризовали как человека действия, хорошего организатора, смелого, решительного, лично храброго, хотя некоторые специалисты называют его весьма посредственным аналитиком
. Шпигельглаз неукоснительно принимал к исполнению и без размышлений выполнял приказы о ликвидации людей, считавшихся врагами и изменниками.
В связи с подготовкой этой операции он неоднократно бывал в 1937 году в Париже. В.Г. Кривицкий, у которого был свой офис в Париже, вспоминал об одной из встреч со Шпигельглазом, состоявшейся в начале июля. Она проходила в кафе «Клозерн-де-Лила», на бульваре Монпарнас, и продолжалась несколько часов. В ходе ее обсуждалась тема «заговора» в руководстве Красной Армии, во что сам Кривицкий, по его словам, не верил, считая это дезинформацией, подготовленной с активным участием НКВД и по заказу Сталина. Высокий эмиссар НКВД сообщил собеседнику, что прибыл для выполнения миссии величайшей важности. Агенты, «позаимствованные» у Кривицкого на роль немецких офицеров, поступили в распоряжение Шпигельглаза
. В чем заключалась их роль, самому Кривицкому стало понятно спустя два с лишним месяца, и об этом еще пойдет речь в дальнейшем. В начале сентября 1937 года Шпигельглаз прибыл в Париж для непосредственного руководства операцией по похищению генерала Миллера.
Активное участие в разработке и подготовке операции против Миллера принимал С.М. Глинский («Петр»), опытнейший чекист, руководитель легальной резидентуры ИНО в Париже, работавший во Франции, как уже упоминалось ранее, под фамилией Смирнов и под прикрытием должности атташе советского полпредства здесь. Но в августе 1937 года он был отозван в Москву и непосредственного участия в операции по захвату председателя РОВСа не принимал.
В подготовке и осуществлении операции по похищению генерала Миллера участвовал резидент ИНО НКВД в Париже, опытный чекист с многолетним стажем, капитан госбезопасности Г.Н. Косенко, который уже упоминался в этой книге, и здесь есть смысл рассказать о нем подробнее.
Итак, Георгий Николаевич Косенко родился в 1901 году в Ставрополе в семье служащего. Получил среднее образование, окончив мужскую гимназию. В годы Гражданской войны в России он становится в 1920 году секретным сотрудником ВЧК в Ставрополе, а в 1921 году вступает красноармейцем в Ставропольский дивизион войск ВЧК и в ряды партии большевиков. С 1922 (по другим данным с 1924) года Косенко становится кадровым чекистом, служит в органах контрразведки. В 1927 году по линии КРО он находился в Лондоне.
С 1933 года Косенко служил в ИНО ОГПУ и с апреля этого года до 1936 года работал в Харбине сначала заместителем резидента, а с июня 1935 года — резидентом под фамилией Г. Кислова и под прикрытием должности секретаря советского консульства, а затем вице-консула СССР. В январе 1936 года он по болезни уехал в Москву, но в мае того же года выехал легальным резидентом ИНО в Париж. Существует предположение, что, скорее всего, в это же время Косенко стал и секретным сотрудником Специальной группы особого назначения, возглавлявшейся Серебрянским
. Забегая вперед, заметим, что Косенко непосредственно участвовал в захвате генерала Миллера. После того как ему был вколот наркотик и его загрузили в специальный ящик, опечатанный дипломатическими печатями, Косенко сопровождал этот груз на машине полпредства в Гавр.
В операции по похищению Миллера участвовали также советские разведчики-нелегалы М.В. Григорьев (Александр) и В.С. Гражуль (Белецкий). Существуют упоминания о командировании в Париж для оказания помощи в проведении этой операции резидента НКВД в Испании Александра Михайловича Орлова
. Заметим, что в действительности его звали Лейба Лазаревич Фельдбин, а в кадрах ВЧК — ОГПУ — НКВД с 1920 года он значился как Лев Лазаревич Никольский.
Итак, летом 1937 года подготовка операции по похищению генерала Миллера вступила в завершающую стадию. Особая роль в ее осуществлении возлагалась на генерала Скоблина. Отношение к нему в кругах военной эмиграции по-прежнему серьезно различалось. Начальник группы алексеевцев в Париже полковник С.А. Мацылев писал, например, 4 июня командиру Алексеевскою пехотного полка генерал-майору М.М. Зинкевичу в Софию: «Пока что невозможно расшифровать Скоблина. Сейчас даже Евгений Карлович (Миллер. — В.Г.), имевший к нему полное доверие, начинает разбираться. Но сколько времени понадобилось для этого, и сколько глупостей было совершено под влиянием Скоблина»
.
Впрочем, автор этого письма не знал, что его начальник находится в дружеских и доверительных отношениях со Скоблиным. Они, в частности, активно обсуждали в это время тему возвращения в РОВС и на руководящую должность в этой организации генерала Шатилова. И если Скоблин видел его в качестве командира корпуса вместо генерала Витковского, то Зинкевич полагал даже, что его можно будет в будущем поставить «на пост председателя Верховного Совета, место, подходящее ему по праву». Впрочем, все это обсуждение велось ими в глубокой тайне. А Зинкевич даже специально предупреждал Скоблина: «Прошу тебя не разглашать никому моих планов, ибо, если они провалятся, то отвечать за это будешь ты»
.
Если большую часть лета 1937 года Скоблин, а также Плевицкая, занимали недружественную Миллеру позицию, занимались его дискредитацией и активно пропагандировали идею его замены в качестве председателя РОВСа, то в августе — сентябре они изменили свое поведение и тактику действий. Это объяснялось несколькими причинами. Во-первых, приближался 20-летний юбилей Корниловского ударного полка, который необходимо было в полной мере использовать для повышения авторитета и популярности его командира в эмигрантских кругах, и прежде всего среди бывших военнослужащих и в Русском Обще-Воинском Союзе. Для этого надо было привлечь к участию в готовящихся юбилейных торжествах всех видных деятелей Белого движения, и в первую очередь председателя РОВСа генерала Миллера, а также авторитетных эмигрантов-военачальников, которые не входили в состав этой организации. Речь шла прежде всего о генерале А.И. Деникине. Во-вторых, в связи с завершением подготовки чекистской операции по похищению генерала Миллера, в осуществлении которой Скоблину отводилась главная роль, ему необходимо было обеспечить себе алиби, восстановить отношения с председателем РОВСа, чтобы у недоброжелателей не было оснований обвинять его в причастности к его исчезновению. И тогда, опираясь на теплые слова и добрые пожелания, высказанные в адрес Скоблина в связи с юбилеем Корниловского полка, и развернув соответствующую случаю активность, можно было претендовать на то, чтобы подняться на новую ступень в эмигрантской военной иерархии и продвинуться в состав руководства РОВСа.
