Жена Николая Абрамова Наталья Афанасьевна так вспоминала об их болгарской эпопее спустя годы: «Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было… А потом наш “милый друг”, долго подбиравший “ключик” к моему мужу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла — дело рук Николая»
.
Что касается последних месяцев пребывания Абрамова-младшего в Болгарии, то здесь существуют определенные разночтения версий. В ряде эмигрантских изданий той поры утверждалось, что советский разведчик был арестован и даже находился в тюрьме. Но сам РОВС и Особая комиссия при его III отделе, производившая расследование по делу Николая Абрамова, утверждали обратное, что ни в тюрьме, ни вообще под арестом за все время пребывания в Болгарии Николай Абрамов не был.
В статье, опубликованной спустя несколько месяцев в журнале «Часовой», указывалось, что в октябре 1938 года Абрамов-младший был вызван в болгарскую полицию, и ему было предложено признаться. На размышление Абрамову дали неделю
. И тогда по согласованию с Центром, как писали в своей книге «Нелегальная разведка» бывшие сотрудники Службы внешней разведки России В.С. Антонов и В.Н. Карпов, Николай с женой решили покинуть Софию, ибо это устраивало всех: и супругов, и генерала Абрамова, и Браунера, и болгарскую политическую полицию.
Так или иначе, В.С. Антонов и В.Н. Карпов утверждали в своей книге, что Николай Абрамов был арестован по подозрению в причастности к похищению председателя РОВСа. Браунер допрашивал его с пристрастием — избивал чулком, наполненным мокрым песком, но Николай выдержал все пытки. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. По утверждению тех же авторов, Браунер выделил для сопровождения супругов двух агентов тайной полиции, которые получили приказ уничтожить советского разведчика при переходе границы. Но об этом стало известно в советской разведывательной резидентуре. Было решено подкупить сопровождающих, что и было сделано. А Николай Абрамов с женой благополучно прибыли в Париж
.
При всей заманчивости этой версии все-таки существуют серьезные сомнения и вопросы в ее достоверности. Дело в том, что Браунер как русский офицер и чин РОВСа находился в подчинении генерала Абрамова и, скорее всего, не пошел бы на ликвидацию его сына без согласования с ним, а тот вряд ли санкционировал бы подобное. Тем более что указанные российские авторы писали, что через полгода после отъезда Николая его отец якобы обратился к его теще на правах родственника с просьбой съездить во Францию, найти там Николая и уговорить его возвратиться в Болгарию
.
Так или иначе, в материалах эмигрантской прессы указывалось впоследствии, что Абрамов-младший выехал с женой во Францию по болгарской визе 13 ноября 1938 года и, как нередко добавлялось, без права возврата в эту страну. Но дискуссия по делу Николая Абрамова продолжалась еще несколько месяцев в 1939 году и была тесно связана с обсуждением его последствий для самого генерала Абрамова и Русского Обще-Воинского Союза в целом.
7 февраля генерал Абрамов собрал старших начальников, находящихся в Софии, и, как комментировалось позднее, «отбросив личное и руководствуясь пользой дела», рассказал, что знает о деле сына.
17 февраля 1939 года начальник РОВСа генерал А.П. Архангельский направил циркулярное письмо начальникам отделов этой организации в связи с делом сына генерала Абрамова, в котором кратко излагались его обстоятельства, основываясь на, как указывалось в этом документе, «тех неполных сведениях, кои до сих пор получены и к пополнению которых мною приняты меры». В нем отмечалось, что Николай Абрамов, оставленный отцом 10-летним мальчиком в СССР, в 1931 году в 20-летнем возрасте, будучи матросом советского флота, высадился в Гамбурге с советского парохода и приехал к отцу в Софию. «Двухгодичное наблюдение за ним не дало ничего подозрительного, — отмечалось в письме. — Сам он проявлял антибольшевистское настроение и, как знакомый с советской действительностью, был привлечен к работе против большевиков».
Но с начала 1937 года стали обнаруживаться подозрения в предательстве Николая Абрамова. За ним была установлена слежка со стороны аппарата РОВСа, и он был отстранен от настоящей работы. «Подозрения нагромождались, — указывалось далее в письме начальника РОВСа, — но установить подлинность их, поймать с поличным не удалось». К делу была привлечена и болгарская полиция, но всё оставалось в области подозрений и косвенных улик. Летом 1938 года об этом было доложено генералу Абрамову, но сын на его прямой вопрос ответил категорическим отказом — «не виноват». Тем не менее генерал велел сыну уехать из Болгарии. «Интерес дела, необходимость выяснить его до конца не позволяли предавать его огласке, на чем настаивала полиция», — подчеркивалось в письме генерала Архангельского. В результате Николай Абрамов уехал по настоянию полиции как нежелательный иностранец и в настоящее время вместе с женой находится в Париже.
В заключение письма председателя РОВСа указывалось, что к особо секретным делам РОВСоюза сын генерала Абрамова никогда не допускался, и отец с ним этими делами не делился. Со времени женитьбы Абрамова-младшего они жили на разных квартирах, а отношения их были прохладными. Отмечалось, что привлечение Николая Абрамова к разведывательной работе сопровождалось колебаниями отца, который уступил сыну, боясь упрека, что оберегает его от опасной работы, на которую идут другие. И тот узнал технику работы в известной ограниченной области
.
18 февраля 1939 года генерал Кусонский в письме Абрамову выражал сочувствие его горю в связи с сыном. «Мне эта история с Николаем представляется неясной, — писал он. — Считаешь ли косвенные улики достаточно серьезными или они могли быть случайно нагроможденными? Какие именно эти улики? Не допускаешь ли ты чьей-то злой воли, пожелавшей нанести новый удар РОВС и пожертвовавшей для этой цели Николаем?»
.
22 февраля 1939 года парижская газета «Возрождение» опубликовала большую статью под названием «Новая драма в РОВС-е. Сын ген. Ф.Ф. Абрамова — большевистский агент». Ее автор скрывался под псевдонимом «Н.П.В.». В ней указывалось, что тот уличен в тайных связях с большевиками, арестован и выслан из страны. Эта весть, отмечала газета, вызвала недоверие, панику и возмущение среди членов РОВСа. «Не успело изгладиться из памяти предательство Скоблина, как разыгралась новая драма, — писал автор статьи. — Оба происшествия имеют внутреннюю связь». Далее сообщалось о софийской встрече генерала Абрамова со старшими начальниками и излагалось его выступление перед ними с комментариями автора статьи.
В ней отмечалось далее, что личное несчастье генерала Абрамова велико, но на нем лежит значительная часть вины за сына. На Абрамова-старшего возлагалась ответственность за руководство «Внутренней линией» и нежелание решительно устранить ее. «Скандал в Софии имеет тем большее значение, что Абрамов и Фосс находились в шифрованной переписке с ген. Скоблиным и Плевицкой перед похищением Миллера», — утверждал автор статьи. Эта переписка велась и по «Внутренней линии», и по «Внешней линии», а Николай Абрамов, очевидно, «был в курсе этих письменных сношений». «Какую роль Николай Абрамов сыграл в оживлении эмигрантского “активизма”, — задавался вопросом автор статьи. — Сколько человеческих жизней, выданных ГПУ, лежит на его совести? А не он ли был связующим звеном между Скоблиным и Плевицкой, с одной стороны, и ГПУ, с другой, которое тщетно пытались найти французские следственные власти?».
