В марте 1939 года начальник РОВСа генерал А.П. Архангельский посетил Болгарию и ознакомился на месте с расследованием по делу Николая Абрамова. По возвращении в Брюссель им были подведены итоги и уроки этого дела. 5 апреля был издан циркуляр генерала Архангельского о деле Н.Ф. Абрамова и о его расследовании, проведенном в марте 1939 года генерал-майором Артамоновым и полковником Дрейлингом. В заключении начальника РОВСа, оформленном затем в его приказ №9 от 12 апреля, указывалось, что «раскрытие в Болгарии в течение последних лет целого ряда большевистских агентов, имевших задачу и освещения, и разложения РОВСа, доказывает, что контрразведывательная служба в Управлении III отдела, несмотря на ничтожность средств и возможностей, ведется энергично, продуктивно и правильно». Касаясь дела Н. Абрамова, подчеркивалось, что он был заподозрен, вскрыт и нейтрализован силами Управления III отдела, что является несомненной заслугой этого управления.
Вместе с тем в приказе начальника РОВСа указывалось, что в деле Николая Абрамова были допущены следующие ошибки и упущения: 1) нельзя было привлекать к контрразведывательной работе сына начальника отдела РОВСа, несмотря на какие угодно способности, хотя бы и вполне для этого подходящего и после достаточных его проверок, так как в ней почти неизбежны провалы, и всякая ошибка, и тем более проступок Н. Абрамова могли негативно отразиться на авторитете начальника отдела генерала Абрамова и всего РОВСа; разъяснения капитана Фосса, что Н.Ф. Абрамов был предварительно проверен, не были признаны удовлетворительными; в вину начальнику III отдела было поставлено то, что он допустил сына к секретной работе; 2) подозрения в отношении Н.Ф. Абрамова не были тотчас доложены Фоссом генералу Абрамову, хотя он обязан был это сделать, не дожидаясь подтверждения подозрений и доказательств вины Абрамова-младшего; было признано правильным, что капитан Фосс изолировал Н. Абрамова и осведомил о своих подозрениях болгарские власти, но он должен был начать с доклада генералу Абрамову; 3) период наблюдения за Н. Абрамовым затянулся слишком долго, хотя уже ко времени образования комиссии полковника Петриченко Фосс имел достаточные данные для твердой уверенности в виновности Абрамова; надо было сократить период его проверок, дабы скорее ликвидировать его отношение к отделу и возможно скорее принять меры по оповещению чинов РОВСа о случившемся и доложить начальнику РОВСа. Донести об этом следовало тотчас после того, как о двойной роли Н. Абрамова стало известно начальнику отдела, т.е. летом 1938 года и, во всяком случае, не позднее ноября 1938 года — времени отъезда Н. Абрамова. При этом указывалось, что тот покинул Болгарию 13 ноября, а его отец узнал об этом лишь через 15–20 дней. В приказе председателя РОВСа говорилось о том, что соответствующие указания по итогам расследования даны особым предписанием генералу Абрамову.
Приказом Архангельского объявлялась благодарность генерал-майору Артамонову и полковнику Дрейлингу за подробное и тщательное расследование по делу Николая Абрамова
. Так или иначе, вся эта история, несомненно, нанесла большой ущерб авторитету начальника III отдела генерала Абрамова и Русскому Обще-Воинскому Союзу в целом.
В руководстве РОВСа в Брюсселе и в дальнейшем опасались, что это дело может иметь различные негативные последствия. 17 мая 1939 года генерал Кусонский направил послание генералу Абрамову, ссылаясь на полученное из Белграда письмо и распространяемые слухи о его предстоящем уходе на покой. До Брюсселя дошла информация, что казаки хотят в таком случае «хлопнуть дверью» и тоже выйти из РОВСа. Генерал Архангельский, встревоженный этим, решил в таком случае, по утверждению Кусонского, чуть ли не сам уйти, раз ему не удалось предотвратить удар, нанесенный РОВСу таким уходом, и считая себя виновным в этом. «Мы рискуем заварить такую кашу, после которой от РОВС ничего не останется, кроме “рожек да ножек”, — полагал Кусонский.
Он писал далее, что история с сыном Абрамова выстрадана генералом Архангельским, который «в буквальном смысле слова пожертвовал своим авторитетом, чтобы не уронить твой авторитет, и сделал все возможное, чтобы не уронить последний». «Я близко знал и Врангеля, и Кутепова, и Миллера, — продолжал Кусонский. — Не сомневаюсь, что при данной обстановке марта 1939 года ни один из упомянутых покойных не сделал бы для Тебя то, что сделал А.П. (Архангельский. — В.Г.)». Уход генерала Абрамова со своей должности грозил, по мнению Кусонского, тяжелыми последствиями для РОВСа, и он убеждал начальника III отдела не делать этого, а, напротив, связаться с ним и генералом Архангельским, успокоив их
. Заметим, что в конце концов эту сложную ситуацию удалось урегулировать, и генерал Абрамов остался на своем посту в Софии.
Но вернемся к тому, что происходило с Н.Ф. Абрамовым после отъезда из Болгарии. В эмигрантских кругах, в руководстве РОВСа и его III отдела были, судя по всему, убеждены, что Абрамов-младший с супругой проживают во Франции, а в русскоязычной прессе высказывались, как уже упоминалось, предположения о том, где именно он может находиться там, а также возможность того, что он может проживать под чужим именем. Но в действительности в Париже Абрамовым были вручены новые документы, и они выехали в СССР. Там они стали работать в Управлении НКВД по Воронежской области.
Любопытно, что, как уже упоминалось, спустя полгода генерал Абрамов обратился к теще своего сына с просьбой поехать во Францию, чтобы найти его и уговорить вернуться в Болгарию. При этом он указывал, что жалеет о размолвке с сыном. Было ли это на самом деле так или являлось попыткой узнать, где находится и чем занимается Николай, остается вопросом. Но генерал, судя по всему, не знал о том, что теща его сына — Александра Семеновна — помогала ему в работе на советскую разведку. Так или иначе, откликаясь на просьбу генерала, она закрыла свой зубоврачебный кабинет в Софии и выехала сначала в Париж, а оттуда в Москву, где и встретилась с зятем и дочерью.
С первых дней Великой Отечественной войны Николай Абрамов не раз обращался к руководству НКВД с просьбой отправить его на фронт. Но в итоге он был направлен в 1941 году в оккупированную Одессу, в распоряжение сотрудника центрального аппарата НКВД, резидента-нелегала В.А. Молодцова. Абрамов участвовал в целом ряде диверсионных и других боевых операций и погиб в Одессе в возрасте 32 лет
.
Что касается его отца, генерала Абрамова, то он оказался в годы Великой Отечественной войны по иную сторону баррикад, активно сотрудничал с гитлеровцами и участвовал в формировании казачьих частей в составе германской армии. В ноябре 1944 года он вошел в состав так называемого Комитета Освобождения Народов России, созданного усилиями и под эгидой СС для того, чтобы попытаться объединить в борьбе с наступающей Красной Армией всех эмигрантов и бывших советских граждан в последний для фашистской Германии час. В связи с этим представляются полностью безосновательными утверждения, звучащие в некоторых современных изданиях, о том, что генерал Абрамов если и не был прямым агентом НКВД, то являлся, по крайней мере, их «агентом влияния»
. В действительности отец и сын избрали и прошли совершенно разные жизненные пути.
Финальный этап деятельности С.Н. Третьякова
Развитие событий в Русском Обще-Воинском Союзе после похищения генерала Миллера внимательно отслеживалось и анализировалось чекистами, и особую роль в этом по-прежнему играл С.Н. Третьяков. Дней через десять после исчезновения председателя РОВСа он доложил своему куратору из советской резидентуры в Париже — «Николаю» о состоявшемся у него разговоре с вице-адмиралом Кедровым, который сказал, что лишь временно принял на себя обязанности начальника I отдела РОВСа. Он очень тяготился этими обязанностями, и главная причина нежелания исполнять их заключалась в том, что у Русского Обще-Воинского Союза нет денег. Миллер, по утверждению Кедрова, оставил почти пустую кассу — не более 30 тысяч франков.
