Казалось, что Лаго уже нет обратной дороги и его сотрудничеству с советской разведкой не суждено возродиться. Но в начале лета 1930 года он узнает о том, что в Кишиневе от бедности и безысходности покончила с собой его мать. Находясь в подавленном состоянии, Лаго пишет обстоятельное и достаточно резкое письмо в ОГПУ, в котором излагает обстоятельства своей прежней работы на разведку и неудачные попытки восстановить связи с ней после освобождения. В заключительной части письма были и такие строки: «На прощание могу сказать лишь одно — слишком вы разбрасываетесь людским материалом и не умеете ценить людей. Этим и объясняется тот факт, что за последнее время заграничный отдел ГПУ терпит одно поражение за другим. Надеюсь, что вы оцените хотя бы теперь мое чистосердечное обращение». В конце письма Лаго указывал для возможной связи с ним почтовый адрес в Париже, до востребования
. Автор письма подписал его как Лаго-Колпаков и через берлинское полпредство СССР отправил свое письмо по назначению.
Это послание стало предметом обсуждения в ОГПУ и вызвало разные реакции и настроения. Здесь было и раздражение своеволием и резкостью бывшего агента, желание вызвать его для тщательного разбора дела в Москву. Но, учитывая предшествующий опыт контактов с ним через полпредства, было очевидно, что он вряд ли приедет в СССР. Был проведен тщательный анализ поведения Лаго за рубежом после освобождения из румынской тюрьмы, и в частности анализ его публикаций о деятельности советской разведки за рубежом и в эмигрантской среде. В результате был сделан вывод о том, что хотя бывший секретный сотрудник и характеризовал деятельность советской разведки в негативном свете, но его «произведения» являются не более чем результатом вольного литературного творчества, и он не выдал какой-либо ценной информации, конкретных сведений и методов оперативной работы. С другой стороны, для антисоветской эмиграции Лаго стал ценен и значим своими «разоблачениями», наладил связи и контакты с различными эмигрантскими организациями, и с точки зрения содеянного им казалось, что он бесповоротно порвал с красными, выбрал белый лагерь, и дороги к сотрудничеству с советской разведкой ему нет.
В результате разбора ситуации, сложившейся с Лаго, из Москвы, Иностранного отдела ОГПУ, в берлинскую резидентуру, с которой он поддерживал контакты, поступило указание, что в работе с ним допущен перегиб и он не является таким источником, от которого надо отделаться. Указывалось, что следует подвергнуть этого агента «глубокой проверке, но не дергая и не раздражая его». «Ведя линию на его приезд в Центр, нужно делать это таким образом, чтобы у него ни на минуту не появлялась мысль о недоверии к нему, — подчеркивалось в московской директиве. — Мы имеем дело с уже опытным разведчиком, и с этим надо считаться. Работу его следует активизировать, очередные встречи с ним откладывать не надо. Сделайте все для того, чтобы Лаго почувствовал искреннее к нему отношение. Не следует смущаться, что, как считает резидентура, Лаго “водит нас за нос”. Это не опасно, когда мы это допускаем и учитываем. Самое ближайшее время и работа Лаго покажут, так это или не так. Центр крайне заинтересован в разработке с помощью Лаго связей Беседовского, прочном внедрении Лаго в возглавляемую тем организацию. Следует также заняться установлением отношений Лаго с Бурцевым. Пусть обратит внимание на любые его действия по подготовке террористических актов, поскольку этот метод заявлен чуть ли не как его кредо»
.
И в дальнейшем Москва указывала на необходимость вести себя с Лаго предельно уважительно, чтобы не раздражать его. Интерес к нему как агенту возрастал по мере развития его связей в эмигрантской среде и налаживания отношений с Бурцевым, которому, по сообщению источника ИНО, генерал Миллер якобы предложил в ответ на похищение Кутепова ответить осуществлением покушения на жизнь одного из видных советских деятелей. Особенно беспокоило ОГПУ, что это может быть теракт в отношении Сталина. Тем более что Бурцев выступил в газете «Общее Дело» со статьей, озаглавленной «Необходим центральный удар». А это было воспринято именно как покушение на Сталина. По информации Лаго, директор французской контрразведки «Сюрте Женераль» пригласил к себе Бурцева и предупредил, что о таких вещах не следует болтать и необходимо помнить, что он находится на территории Франции. Тем не менее тот начал негласную подготовку такого акта и намерен был привлечь к нему Лаго, полагая, что тот мог бы нелегально съездить в СССР для рекогносцировки и проведения подготовительной работы. Поэтому ИНО ОГПУ предписало своим сотрудникам, работавшим с Лаго, чтобы тот закрепил отношения с Бурцевым и принял все необходимые меры для выявления его намерений по организации террористических актов на советской территории.
Но в это же время на повестку дня встает и еще одна не менее важная тема возможного сотрудничества Лаго с английской разведкой, что и воплотилось в конечном итоге в операцию «Тарантелла». Дело в том, что уже вскоре после освобождения из тюрьмы в Бухаресте с ним встретился сотрудник английской разведки и русский эмигрант В.В. Богомолец. Как ни парадоксально, но именно его донос румынской сигуранце о возможной шпионской деятельности Лаго стал одним из оснований для операции, проведенной последней против него, что завершилось арестом и тюрьмой. Богомолец пытался объяснить это сложной ситуацией, в которой он оказался, и приглашал его к сотрудничеству. Этот подход повторился в Париже в 1930 году.
Но прежде чем продолжить повествование о Лаго и развертывании операции «Тарантелла», надо дать хотя бы краткую информацию о В.В. Богомольце. Он родился в 1895 году в Киеве. Как и Лаго, учился на медицинском факультете университета, а затем, как и он, служил у Деникина и Врангеля и в результате оказался в эмиграции в Константинополе. Но потом их жизненные пути разошлись. Если Лаго стал секретным сотрудником советской разведки, то Богомолец познакомился в Турции весной 1921 года с капитаном английской разведки Г. Гибсоном, который завербовал его и на многие годы стал его шефом. Вместе с ним он перебрался в Софию, а затем в Бухарест. Здесь он как сотрудник английской разведки стал руководителем информационного бюро сигуранцы и фактически возглавлял русскую секцию СИС, переведенную из Константинополя в румынскую столицу. Богомолец вел активную работу против СССР, но и ОГПУ внедрило в его окружение целый ряд своих агентов. После девяти лет работы с Гибсоном в Румынии Богомолец перебрался вслед за ним в Ригу, куда тог был назначен резидентом, и стал его помощником. В латвийской столице Богомолец жил сначала под своей фамилией и по британскому паспорту, а затем под фамилией Стефана и по румынскому паспорту.
И вот представившаяся возможность через Лаго выйти на Богомольца и получать информацию о деятельности английской разведки чрезвычайно заинтересовала ИНО ОГПУ. Артузов встретился по этому вопросу с Менжинским и получил его принципиальное согласие на проведение операции. После этого в ИНО под руководством Артузова было проведено специальное совещание, посвященное этому вопросу, и было принято решение задействовать Лаго на английском направлении, включить его в работу с Богомольцем с целью раскрытия деятельности английской разведки против СССР. Тем временем Лаго принял на себя еще и обязательство сотрудничать с «Сюртэ Женераль»
.
В сообщении Службы внешней разведки России, сделанном в 2005 году, указывалось, что Иностранный отдел ОГПУ приступил к осуществлению масштабной операции «Тарантелла» в 1930 году. Излагая его суть и достижения, указывалось, что «в результате серии оперативных мероприятий удалось “подставить” SIS агентуру, которую англичане считали своими надежными источниками в Московском комитете ВКП(б), Всесоюзном совете народного хозяйства (ВСНХ) и авиационном институте ЦАГИ». Однако «все они работали под контролем органов госбезопасности». Целью операции было вовлечение Великобритании «в более тесное экономическое сотрудничество с СССР» и поиск «договоренностей по обеспечению коллективной безопасности с участием других стран»
. Но в действительности эта разветвленная операция выходила далеко за пределы изложенного и включала в себя активную работу и с эмиграцией.
