Меры предосторожности были относительно недавним нововведением, принятым после того, как король Обальд ужесточил дисциплину и начал проводить в жизнь собственную стратегию — план, который мог и не совпадать с воинственными настроениями большинства подданных, о чем ему в очередной раз напомнили доносившиеся снаружи крики. Среди скал Долины Хранителя он уже провел первый раунд заведомо долгой и трудной борьбы. На его решение отказаться от нападения на Мифрил Халл не один воин ответил глухим недовольным ворчанием. И это было еще только начало. Обальд прошел по внутреннему кольцу дворцового шатра до открытого проема и выглянул наружу, на площадь собраний кочевого поселения орков. Сегодня здесь собрались по меньшей мере две сотни его воинов; они оживленно кричали, подбрасывали вверх оружие и хлопали друг друга по спинам. Так орки отреагировали на известия о грандиозной победе в Лунном Лесу и рассказы о головах эльфов, насаженных на колья.
— Мы должны пойти и посмотреть на головы, — сказала Обальду Кна, прижимаясь к его боку. — Эта картина наполнит меня страстью.
Обальд слегка повернулся к ней и улыбнулся, понимая, что глупая Кна не заметит в его лице жалости.
Крики на площади превратились в ритмичное скандирование: «Карук! Карук! Карук!»
Для Обальда это не стало неожиданностью. Он получил известия о сражении еще прошлой ночью, намного раньше, чем прибыл войсковой курьер, и теперь кивком подал знак своим приверженцам, чтобы они смешались с толпой.
К первому скандированию присоединились иные выкрики: «Много Стрел! Много Стрел! Много Стрел!» — и вскоре восхваление королевства заглушило приветствия клану.
— Возьми меня туда, и я буду тебя любить, — прошептала Кна на ухо Обальду, еще крепче прижимаясь к его телу.
Он снова обернулся, и на этот раз на женщину глянули прищуренные, налитые кровью глаза. Одной рукой Обальд схватил ее за волосы на затылке и запрокинул голову, чтобы Кна смогла рассмотреть его напряженное лицо. Он представил себе мертвые головы, насаженные на шесты, о которых так много кричали, и широко усмехнулся, воображая среди них и голову Кны.
Ошибочно принимая его напряжение за интерес, сожительница лукаво улыбнулась и обвилась вокруг Обальда.
Король с силой оторвал от себя женщину и бросил на землю. Отвернувшись к площади, он задумался: сколько из его приверженцев, которых здесь сегодня нет, добавят к восхвалениям Королевства Многих Стрел громкие дифирамбы в адрес клана Карук, когда весть об их победе распространится по всем землям?
Ночь выдалась темной, но только не для чувствительных глаз Тос'уна Армго, хорошо знакомого с чернотой Подземья. Притаившись за выступом скалы, он смотрел вниз на серебристую змею, называемую рекой Сарбрин, и особенно пристально вглядывался в ряд кольев на ее берегу.
Налетчики вместе с троицей подстрекателей — Днарком, Унг-толом и молодым выскочкой Туугвиком Туком — ушли на юг. А по пути они обсуждали план нападения на дворфов у переправы через реку.
Подобная самостоятельность вряд ли порадует Обальда. И как ни странно, дроу и сам не испытывал особого желания осуществить их проект. Он лично возглавлял предыдущую атаку на позиции дворфов и сам, подобравшись вплотную, заставил навеки умолкнуть часовых на главной сторожевой башне, перед тем как орда орков загнала клан Боевого Топора обратно в их дыру.
Это был отличный денек.
Так что же переменилось? Что вызывало меланхолию в душе дроу накануне битвы, да еще битвы между орками и дворфами, самыми уродливыми и вонючими расами из всех, что он имел несчастье знать?
Чем дольше он смотрел на реку, тем отчетливее понимал. Тос'ун был дроу, рос и воспитывался в Мензоберранзане и не испытывал любви к наземным родичам. Война между темными эльфами Подземья и эльфами с поверхности была одной из самых жестоких и долгих битв во всем мире. За свою продолжительную историю хитроумных ловушек и смертоносных рейдов ее можно было приравнять только к бесконечной вражде демонов Бездны и дьяволов Девяти Кругов. Перерезанная глотка наземного эльфа никогда не вызывала у Тос'уна Армго угрызений совести, но в этих насаженных на колья головах и во всей сложившейся ситуации что-то беспокоило темного эльфа и наполняло его сердце ужасом.
Как бы ни была велика его ненависть к наземным эльфам, к оркам Тос'ун испытывал еще большее презрение. И от одной мысли, что орки одержали победу над эльфами — какого бы рода они ни были, — по его спине пробегал холодок. Он вырос в городе среди двадцати тысяч темных эльфов и приблизительно втрое большего числа рабов — орков, дворфов и кобольдов. Не было ли среди них воинов-каруков, готовых насадить на колья благородные головы Дома Баррисон Дель'Армго, или даже Дома Бэнр? Он прогнал это абсурдное предположение и напомнил себе, что наземные эльфы слабее, чем их сородичи-дроу. Этот отряд проиграл клану Карук, потому что эльфы этого заслуживали, потому что они были глупыми или слабыми, а может, и то и другое.
По крайней мере, Тос'ун повторял себе эти доводы снова и снова, надеясь, что повторение принесет ему спокойствие, раз этого не может сделать логика. Он посмотрел на юг, где среди потемневших холмов и низин давно скрылись отступившие воины клана Карук. Что бы он ни говорил себе о резне в Лунном Лесу, в глубине души Тос'ун желал Гргучу и его дружкам ужасной смерти.
Теплый день прорвался сквозь заслоны зимы, и повозку, удалявшуюся к востоку от Несма, весь день сопровождал звук капели. Возница то и дело принимался сокрушаться о грязных колеях, а один раз даже высказал надежду, что ночью подморозит.
— Если ночь будет теплой, придется идти пешком! — не раз предупреждал он.
Кэтти-бри почти не слышала его и едва ли замечала звучащую вокруг симфонию весны. Она сидела на дне повозки, прислонившись спиной к сиденью возницы, и неотрывно смотрела на удаляющийся запад.
Там остался Вульфгар, он движется в противоположном направлении и вряд ли когда-нибудь вернется.
Душа ее переполнилась болью и гневом. Как он мог их покинуть, когда армия орков держит Мифрил Халл в осаде? Зачем вообще ему потребовалось покидать своих друзей? И как он мог уйти, не попрощавшись с Бренором, Дзиртом и Реджисом?
Перебирая в уме эти и другие вопросы, Кэтти-бри старалась постичь смысл происшедшего, примирившись с тем, над чем она была не властна. Так не должно было быть! Она пыталась сказать это Вульфгару, но его улыбка, такая уверенная и искренняя, опрокинула все ее возражения еще до того, как они были высказаны.
Кэтти-бри мысленно вернулась в тот день, когда они отправлялись из Мифрил Халла в Серебристую Луну. Она вспомнила поведение Бренора и Дзирта — слишком эмоциональное для первого и слишком стоическое для второго, как ей теперь показалось.
Вульфгар им сказал. Он попрощался с ними до начала путешествия, сказав обо всем открыто или намекнув так, чтобы все поняли. Его решение не было поспешным или неожиданно созревшим во время странствия.
Кэтти-бри снова ощутила прилив гнева и сердито поморщилась, обидевшись на Бренора и особенно на Дзирта. Почему они, зная о его решении, ничего ей не сказали?
