Особой надежды на то, что он увидит или услышит что-то интересное, Сергей Алексеевич не имел, но все равно пока оперативники отрабатывают близкое окружение на предмет имеющегося у всех алиби, пока идет отработка возможных мотивов, пока по его поручениям читают официальные бумаги и опрашивают всех, кто может иметь хоть какую-то информацию о связях жертвы… Пока продуктивных идей все равно нет. Пока не помешает понаблюдать, что за люди эти Красновы и иже с ними. Может, что-то и придет в голову.
Лица у всех присутствующих были сосредоточенные, хмурые.
Внимательно вглядываясь в них, следователь не замечал ни в одном признаков злорадства, удовлетворения, тщательно скрываемого торжества. Похоже, на работе к убитому и вправду относились хорошо. Мэр выглядел очевидно расстроенным, Грач производил впечатление человека, который очень хочет непременно и прямо сейчас сломать кому-нибудь шею… Андрей Краснов, брат погибшего, не был похож на убитого горем брата, но ведь он сам следователь, с такими вещами, как страдание и смерть, сталкиваться привык ежедневно. Профессиональная деформация уже сказывается, наверное. А его жена – Ирина? Он уже знал, что Ирина Скорикова в студенческие годы была возлюбленной Вадима Краснова, встречалась с ним около двух лет, а потом их дорожки разошлись в разные стороны.
Кто тогда кого бросил? И имеет ли вообще это какое-то значение сегодня? Вряд ли. А уж на предмет, кто кого бросил, Сергею Алексеевичу было все ясно: Ирина Краснова, бывшая Скорикова, конечно, женщина, интересная, никто не поспорит. Глаза раскосые, голубые, с какой-то чертовщинкой – косая она, что ли? – высокие брови, одним словом, интересное лицо. И фигуру к сорока годам она сохранила образцовую, не расплылась, не обабилась, как многие рожавшие женщины. (В семье старшего Краснова детей не было.) При всем при этом сравнивать ее с Елизаветой Красновой было совершенно невозможно. Ирина интересная женщина, Лиза – красавица, а это не одно и то же. И при взгляде на этих двух женщин почти одного возраста было слишком понятно, насколько разная у них жизнь.
Ире под сорок, но на все эти «под сорок» она и выглядит, ни днем моложе. Да, стройная, волосы пока пышные, но покрашены плохо, дешево. Посмотреть еще внимательнее – и видно, что морщинки вокруг глаз уже имеют место быть давно, и борьба с ними если и ведется, то не очень успешная или просто не теми средствами. И щеки уже выдают возраст, какие-то они опавшие, не упругие, одним словом. Ножки стройные, и туфельки изящные, но опять же недорогие… да что там – простенькие, если уж прямо говорить. И вся прочая одежда тоже, хоть и со вкусом подобрана, но куплена явно не в бутиках. Но даже не это главное. Главное, наверное, в глазах. Глаза у Ирины Ивановны злые. Очень странные глаза.
Елизавета – птичка совсем другого полета. Нет, не птичка – жар-птица, так было бы вернее ее назвать. Ей не «под сорок», ей ровно сорок лет, но если этого не знать, никогда не дашь ей ее возраста. Даже в траурной одежде она производит неизгладимое впечатление. Тонкая, изящная, головка посажена, как у французской принцессы, волосы шоколадные, густые, гладкие, как шелк. Даже на похоронах собственного мужа Лиза Краснова производила впечатление случайно и невпопад спустившейся на земную почву экзотической птицы. Вон какие глаза у нее синие, и осанка, и темно-серые крупные жемчужины в ушах как ей идут, а струящийся по телу черный шелк… Нет, Лиза – непростая женщина, это женщина-мечта, женщина-сказка. Таких, как она, немного. А ведь за такую, внезапно подумал Сергей Алексеевич, вполне могут и убить.
Сергей Алексеевич задумался, буквально какую-то минуту сознание его витало в каких-то далеких воспоминаниях, а глаза отвлеклись от картины, которую он наблюдал, поэтому он даже не понял, откуда взялась девочка лет, наверное, семи-восьми, с которой отошла от группы родственников Катя Краснова, держа малышку за руку. Девочка пришла сюда не одна, отвлекшийся на минуту Сергей Алексеевич заметил, что Кате ее передала высокая блондинка, которая сама вперед не лезла, а, наоборот, старалась затеряться в толпе прощающихся. Блондинку Сергей Алексеевич не знал. И что за девочка – тоже не имел представления, может, вообще какая-то совсем посторонняя и ненужная фигура, но Катя уж как-то очень крепко держала ее за маленькую ручку, а потом последовал совсем неожиданный жест – ласково погладила ее по беленькой головке и прижала к себе. Сергей Алексеевич попробовал подойти поближе, потому что видел: Катя что-то говорит девочке, но читать по губам он не умел, а знать было очень интересно. Конечно же, он опоздал, Катя выпрямилась во весь рост и сказала уже не девочке, а куда-то в скорбное пространство: «Ну, вот теперь ему можно простить все».
Вот это да! Вот это номер! Странно, если не сказать больше. Блондинка, которая пришла с девочкой, явно была не из одной компании с друзьями убитого, ни с кем не здоровалась, ни с кем не разговаривала. Когда-то она, видимо, была хороша, но сейчас являла собой довольно жалкое зрелище женщины, отчаянно борющейся за жизнь, но изо всех сил пытающейся не дать окружающим подумать о себе именно это. Черты лица правильные, чисто славянские, но лицо осунувшееся, под глазами тени, резко выделяются носогубные складки. Когда-то, наверное, была красавицей… Она подошла ближе к тому месту, где располагался гроб с покойным. Протиснулась сквозь строй клерков администрации и долго-долго смотрела на мертвеца, будто вела с ним какой-то свой, никому не слышимый разговор.
Да, не зря он посетил сие мероприятие… Сергей Алексеевич, готовый долго и мучительно выслушивать траурные речи и в принципе не очень надеющийся на то, что здесь что-то может дать толчок его идеям, просто опешил. Ничего себе! Появляется какая-то не очень молодая блондинка с ребенком, девочку берет за руку Катя, дочь убитого, говорит о том, что теперь ему – то есть покойному – можно простить все. Сжимает ручку ребенка, держит рядом с собой. А блондинистая мадам? Кто такая? Узнать срочно! Эта женщина здесь появилась не просто так, и у здания администрации на такой случай предусмотрительно дежурит оперативник из угрозыска, Костик Дьяков, надо срочно дать ему поручение, пусть проедет за женщиной и установит личность. Он толковый, ему двух слов, сказанных по телефону, будет достаточно.
Сергей Алексеевич взволновался, чуя что-то особенное, но как следует обдумать не успел, прощальная процедура преподнесла ему еще один сюрприз. Во второй раз его огорошила уже вдова. Что же это такое? Стояла себе у гроба, как положено всем скорбящим, слегка опираясь на руку Эдуарда Грача, другой обнимая вернувшуюся дочку Катю. Хотя было видно, что поддерживать ее не нужно, она падать в обморок не собирается. Стойкая женщина. Что-то в ее облике показалось следователю не таким, как надо, не таким, как бывает на похоронах любимого мужа. Она, конечно, прекрасно выглядит (телезвезда все-таки, у всех на виду, надо себя соблюдать – это он понимал). Но лицо у нее хоть и мрачное, но не скорбное какое-то. От горя женщины плачут или тупеют, впадают в ступор. А она не плачет, стоит с сухими глазами, но, кажется, очень сильно нервничает. Теперь он понял: в ее повадке, в мечущемся из стороны в сторону взгляде, в постоянном, непрекращающемся судорожном движении холеных тонких пальцев читается не горе – страх! Конечно, страх! Лиза напугана, она чего-то боится. И страха в ней сейчас явно больше, чем горя. Может быть, все-таки Краснову угрожали? Но она боится об этом говорить? А это еще что? Внезапно рука Елизаветы так судорожно сжала руку дочери, что та чуть не вскрикнула от боли и повернулась с вопросом: «Мам, ты что?» Но поняв, куда устремлен взгляд матери, прикрыла рот рукой. Лиза вдруг резко побледнела, глаза ее заметались. Кто ее так напугал? Сергей Алексеевич Поповкин увидел только одно лицо, которое могло вызвать такую странную и бурную эмоцию. Далеко, но прямо напротив вдовы остановился молодой человек, одетый не официально и не траурно. Высокий, черноглазый, красивый брюнет, на вид лет 25. С вдовой продолжало происходить что-то очень странное: ноздри ее судорожно дергались, а губы двигались в попытке беззвучно что-то произнести. Что за слово она хочет сказать? Что за команду ему подает? С третьей попытки Сергей Алексеевич понял, что она пытается сказать молодому человеку, стоящему напротив. Да, точно, так и есть, она говорит ему «уйди». Да, если он сейчас не уйдет, она упадет в обморок, подумал следователь. Но красивый юноша не торопился, постоял, потом наградил вдову еще одним долгим пронзительным взглядом, после чего наконец-то решил прекратить пытку. Ушел.
