Однако, если не считать того, что интерпретация сигналов от сетчатки невероятно сложна и тонка, ученые довольно мало знают на самом деле о формировании ощущения цвета в мозгу, не говоря уж о возможных его отличиях у разных людей. И если мы не способны определять цветовую чувствительность непосредственно, то как можно надеяться выяснить, влияют ли разные языки на восприятие цвета их носителями?
В последние десятилетия исследователи пытались преодолеть это препятствие, придумывая хитрые способы, чтобы заставить людей описывать словами свои ощущения. В 1984 году Пол Кей (прославившийся вместе с Берлином) и Уиллет Кемптон пытались проверить, может ли у носителей языка вроде английского, который считает зеленый и синий двумя разными цветами, сместиться восприятие оттенков на границе зеленого и синего.
[292] Авторы эксперимента использовали некоторое количество окрашенных фишек разных оттенков зеленого и синего, в основном очень близких к границе между цветами, так что зеленые были синеватыми, а синие – зеленоватыми. Это значило, что объективно две зеленые фишки могли сильнее отличаться друг от друга, чем цвет какой-то из них – от синей. Участникам эксперимента предложили выполнить серию задач на «третий лишний». Им одновременно показывали три фишки и просили выбрать, какая сильнее отличается по цвету от двух остальных. Когда тестировали группу американцев, их ответы чаще преувеличивали дистанцию между фишками, разделенными синезеленой границей, и недооценивали расстояние между фишками по одну сторону границы. Например, когда две фишки были зелеными, а третья зеленовато-синей, участники чаще выбирали синий как более отличающийся, даже если в единицах объективного расстояния один из зеленых был на самом деле ближе к синему, чем к другому зеленому. Такой же эксперимент был поставлен в Мексике с носителями индейского языка под названием тараумара, который считает зеленый и синий оттенками одного цвета. Носители тараумара не преувеличивали расстояние между фишками по разные стороны от границы зеленого и синего. Кей и Кемптон сделали вывод, что разница между ответами носителей английского и тараумара демонстрирует влияние языка на восприятие цвета.
Проблема таких экспериментов, однако, в том, что они зависят от субъективных суждений об условиях задачи, которая кажется неопределенной или имеющей более одного решения. Как признавали сами Кей и Кемптон, носители английского могут рассуждать примерно так: «Трудно здесь понять, что сильнее отличается, поскольку все три очень похожего оттенка. Нет ли каких других подсказок, которые я могу использовать? Ага! А и Б оба называются „зелеными״, а В назван ״синим“. Это решает дело. Выберу В как самое отличающееся». Так что, возможно, носители английского просто действовали по принципу «есть сомнения – решай по названию». А если так оно и было, то единственное, что доказывает этот эксперимент, – что носители английского, когда им нужно решить непонятную задачу, для которой не находится явный ответ, полагаются на родной язык как на запасную стратегию. Носители тараумара не могут пользоваться этой стратегией, поскольку у них нет отдельных названий для зеленого и синего. Но это не доказывает, что носители английского на самом деле воспринимают цвета сколь-нибудь иначе, нежели носители тараумара.
Пытаясь решить эту проблему в лоб, Кей и Кемптон повторили тот же эксперимент с другой группой носителей английского, и на этот раз участникам в открытую сказали, что когда они решают, какие фишки дальше друг от друга по цвету, то не должны полагаться на названия цветов. Но даже после этого предупреждения ответы все равно преувеличивали разницу между фишками по разные стороны синезеленой границы. И даже когда участников просили объяснить их выбор, они настаивали, что эти фишки действительно кажутся отличающимися сильнее. Кей и Кемптон заключили, что если названия влияют на выбор испытуемых, то этот эффект нельзя так просто проконтролировать или отключить по желанию, а значит, язык вмешивается в процесс зрительной обработки на глубоком подсознательном уровне. Как мы скоро увидим, их подозрение превратится за следующие десятилетия в нечто более определенное. Но поскольку в 1984 году единственное доступное доказательство основывалось на субъективных суждениях о двусмысленных задачах, неудивительно, что этот эксперимент оказался недостаточно убедительным.
Многие годы казалось, что все попытки более объективно определить, влияет ли язык на восприятие цвета, всегда заводят в один и тот же тупик, поскольку нет способа объективно измерить, насколько близкими кажутся разные оттенки разным людям. С одной стороны, невозможно отсканировать цветовое ощущение прямо из мозга. С другой, если спрашивать людей, что они видят, чтобы выявить тонкие различия в восприятии, то неизбежно придется включать в задачу выбор между очень близкими вариантами. Такие задачи могут показаться двусмысленными и не иметь однозначного решения, так что если бы даже удалось продемонстрировать влияние родного языка на выбор ответов, все равно осталось бы неясным, действительно ли язык влияет на зрительное восприятие, или он просто подсказывает ответ на некорректный вопрос.
Только недавно исследователи сумели выбраться из этого тупика. Метод, который они придумали, все равно очень непрямой, на самом деле просто-таки кружной. Но впервые он позволил исследователям объективно измерить что-то, относящееся к восприятию, – среднее время, которое нужно людям, чтобы распознать разницу между определенными цветами. Идея в основе нового метода проста: вместо того чтобы задавать неясные вопросы типа «Какие два цвета кажутся вам более похожими?», исследователи поставили участникам ясную и простую задачу, у которой только одно правильное решение. Однако на самом деле проверяли не то, выберут ли участники правильное решение (в основном отвечали правильно), а их скорость реакции, по которой можно судить о мозговых процессах.
Один такой эксперимент, результаты которого были опубликованы в 2008 году, проводила группа из Стэнфорда, Массачусетского технологического института и Калифорнийского университета – участвовали Джонатан Вайноуэр, Натан Уитхофт, Майкл Франк, Лиза Ву, Алекс Уэйд и Лера Бородицки. В третьей главе мы видели, что в русском языке есть два разных названия цвета для участка спектра, который английский объединяет под названием blue: «синий» и «голубой». Целью эксперимента было проверить, влияют ли два разных обозначения «синий» и «голубой» на восприятие русскими синих оттенков.
[293] Участники сидели перед мониторами, им показывали сочетания трех синих квадратов: один квадрат сверху и два снизу, как показано выше и на таб. 8 на цветной вклейке.
Один из двух нижних квадратов всегда был точно такого же цвета, что и верхний большой, а второй – другого оттенка. Нужно было указать, который из двух нижних квадратов того же цвета, что и верхний. Участники ничего не говорили вслух, им просто надо было нажать одну из двух кнопок, левую или правую, сразу, как только картинка появится на экране. (Так, на приведенной картинке правильным ответом будет нажать правую кнопку.) Это была довольно простая задача с довольно очевидным решением, и, конечно, участники почти всегда давали правильные ответы. Но на самом деле в эксперименте измерялось время, которое понадобится им, чтобы нажать правильную кнопку.
