Выход будет искать именно Ногаре, который, что интересно, в то же самое время был отлучен от церкви и которому грозил суд по инициативе главного инквизитора Франции. Однако Ногаре вел себя настолько ловко и настолько эффективно, что, случайно или не случайно, но всего лишь десять дней спустя после ордера на арест ему удалось отменить отлучение и стать главным хранителем печати короля. Очевидно лишь, что, если мы можем приписать Филиппу IV горячее желание завладеть имуществом тамплиеров, мы можем точно так же предположить, что инквизиция, представленная Гийомом Парижским, главным инквизитором Франции, имела огромные притязания если не в отношении сокровищ тамплиеров, то по крайней мере в отношении самого ордена.
Ведь это был единственный орден, который не подчинялся никаким приказам. Это был единственный орден, если можно так сказать, мятежный, выбивавшийся из общего ряда. Он не был похож на другие, не позволял себя ограничивать, и это мешало инквизиции иметь власть над всем христианским миром.
И это сыграло значительную роль в дальнейшей судьбе ордена.
Клевета как оружие
Как мы уже отмечали, главным оружием, с помощью которого был начат судебный процесс, стала КЛЕВЕТА. Ей вовсе не обязательно быть достоверной, достаточно самого факта клеветы. Даже если потом выяснится, что это неправда, она уже всё запятнала, уже посеяла сомнения, уже испортила все вокруг, и теперь ничто никогда не станет таким, как раньше. Это, пожалуй, один из самых опасных ядов и самое нечестное, самое несправедливое оружие, которое, к тому же, было использовано против тех, кто старался превыше всего ставить справедливость.
Как используется клевета? О тамплиерах на протяжении двухсот лет их существования говорили многое, где-то их любили, где-то боялись, но что совершенно точно – их уважали. Они были честными и достойными людьми, с этим все были согласны. Именно такое впечатление прежде всего и надо было начать разрушать в массовом сознании, этим с полным пониманием дела и займутся.
Итак, с чего начать?
Подвергнуть критике, например, их поведение в бою. Про столь активных и успешных воинов стали говорить, что на самом-то деле они «не столь уж отважны», что «скорее безрассудны», даже слегка безумны. Что нужно еще посмотреть, как они вели себя в бою. А потом, потеря Святой Земли – разве это не их вина? Разве не они поддерживали эти странные отношения с мусульманами, заключали с ними договоры о мире? И вот смотрите, сколь плачевно все это закончилось для Запада и для европейцев!
После этого, снова на уровне общественного мнения, были запущены вполне стандартные наветы: «да ведь они еретики», ведь если они дружили с мусульманами, а мусульмане – еретики, значит, и тамплиеры тоже еретики; да к тому же еще и колдуны, да еще и поклоняются идолам.
Клевета проникла и в среду феодальных сеньоров – дело представили так: смотрите, скоро тамплиеры завладеют всем вашим имуществом! Смотрите, как они разрослись, сколько в их владениях земель, сколько командорств! Если благородные феодалы не позаботятся, то лет через сто у них не останется ни одного замка, никаких земель, вообще ничего. Это же грозит большой бедой!
А чем пугали духовенство? Смотрите, сколь опасны эти тамплиеры: у них есть право исповедовать, право отпускать грехи, но мало этого, они ведь самые настоящие еретики, потому что во время мессы не следуют точно словам освящения! А поклонение идолам? А нарушение обета целомудрия?
Договорились уже и до того, что тамплиеры на своих церемониях поджаривают новорожденных младенцев, а собранным жиром, что самое жуткое, натирают до блеска своих идолов.
Со временем вся эта клевета достигает своей цели и дурная слава тамплиеров растет.
Внимание всех авторов особенно привлекает небывалая покорность, с которой тамплиеры принимают арест и суд.
Никто не понимает, почему они не сопротивляются. Что происходит? Почему они так спокойны? Кто-то говорит, что их застали врасплох и они были настолько ошеломлены, что потеряли всякую способность реагировать на происходящее.
Но все это сомнительно, ведь если их застали врасплох, почему, например, в командорствах не было найдено практически никаких денег? Все священные предметы, сокровища, чаши, которые, очевидно, должны были там храниться, – их там не было. Не было ничего. Так разве это свидетельствует о внезапности? А было ли это действительно внезапно?
Существуют версии, что за день до ареста из главного дома тамплиеров в Париже, от знаменитой Башни тамплиеров, ночью скрытно выехало множество повозок с соломой. Они вывозили сокровища? Повозки вообще имели какое-то отношение к тамплиерам? Единственное, что нам известно наверняка, – что ничего не было найдено.
Нужно принять во внимание еще одну деталь. Приказ об аресте вступил в силу одновременно по всей Франции. Чтобы это стало возможно, бумаги с приказом следовало разослать заранее, иначе они могли не успеть всюду дойти вовремя. А что если какая-то информация все же просочилась? Поскольку все эти события затрагивали самые разные уровни, совсем не странно было бы предположить, что в том или ином месте, через какого-то писаря или какого-то гонца, доставлявшего приказы, тамплиеры могли заранее узнать о том, что их ожидало, а значит, могли предпринять все необходимые меры предосторожности.
Затем следуют и другие вопросы. У тамплиеров были люди с оружием, их было много: рыцари, оруженосцы, сержанты, все отлично подготовленные – целая армия, великолепная, дисциплинированная. Почему они не оказали сопротивления? Почему не взбунтовались?
И мы сразу же вспоминаем, что устав строго запрещал им поднимать оружие против христиан, включая те ситуации, когда речь шла о защите. Они могли защищаться только после того, как были атакованы трижды. Ясно, что здесь они были атакованы единожды, да, этот один раз стоил трех, но все равно это был один раз. И если они беспрекословно следовали требованиям устава, то не могли взять в руки оружие. Возможно, они сделали бы это, если бы Великий магистр отдал соответствующий приказ, но Великий магистр был арестован одним из первых, а потому подобного приказа отдать не мог, и, скорее всего, тамплиеры, не получив других указаний свыше, точно следовали своим законам.
Они были, как мы уже сказали, брошены в тюрьму, их подвергали допросам и пыткам. Те, кто не давал признательных показаний, попросту исчезали. Тех же, кто соглашался признаться, оставляли жить, и это их признания дошли до наших дней. В основном это признания и фальшивые свидетельства тех, кто был исключен из ордена, поскольку на то были причины, или служители ордена из числа работников на фермах. Они не слишком-то были осведомлены о внутренних порядках в ордене и в лучшем случае знали кое-что о повседневной жизни, об обычной работе и легко рассказывали об этом. А если их спрашивали: «Не кажется ли вам, что вы видели то-то и то-то?» – бедняги отвечали: «Да, кажется, мы именно это и видели». И этого было достаточно: естественно, они видели худшее, а потом уже следовали соответствующие интерпретации.
