Другими словами, реальность обладает определенной статистической структурой, которая воспроизводит кривую Эббингауза.
Мы можем сделать удивительный вывод. Если схема, по которой информация исчезает из нашей памяти, совпадает со схемой, по которой вещи вокруг нас выходят из обихода, то мы получаем хорошее объяснение кривой Эббингауза, а именно: наш разум идеально подстроен под устройство мира и это позволяет нам иметь под рукой те вещи, которые нам наверняка понадобятся.
Делая основной акцент на время, процесс кеширования показывает нам, что для работы нашей памяти неизбежно требуются компромиссы и поддержание определенного баланса. Вы объективно не можете держать каждую книгу из библиотеки на вашем рабочем столе, весь товар на самом виду магазинной витрины, каждый заголовок на первой полосе, каждый документ на самом верху папки. Аналогично вы не в состоянии хранить каждый факт, лицо или имя на самом верху памяти.
«Многие люди считают, что человеческая память совсем не оптимальна, – писали Андерсон и Шулер. – Они ссылаются на многочисленные крайне досадные сбои памяти. Тем не менее такая критика не может в полной мере оценить стоящую перед нашей памятью задачу, которая заключается в попытке организовать все эти огромные горы воспоминаний. В работе любой системы, предназначенной для управления обширной базой данных, есть место для ошибок поиска. Поддерживать постоянный доступ к неограниченному набору элементов – очень дорогое удовольствие».
Такое понимание в свою очередь привело ко второму открытию в исследовании человеческой памяти. Если такие компромиссы поистине неизбежны и мозг на самом деле оптимально подстроен под окружающий мир, тогда то, что мы называем снижением когнитивных способностей, которое неизбежно приходит с возрастом, может иметь совсем другую природу.
Тирания опыта
Большая книга – это огромное неудобство.
Каллимах (305–410 до н. э.), библиотекарь в Александрийской библиотеке
Если черный ящик в самолете сделан из материала, не подверженного разрушению, почему из него не делают весь самолет?
Стивен Райт
Необходимость устройства компьютерной памяти в виде иерархического порядка, своего рода серии водопадов кеша, – по большей части следствие того, что мы не можем позволить себе сделать всю память из самых дорогих комплектующих. Самый дорогой кеш в современном компьютере, к примеру, построен с применением статического оперативного запоминающего устройства (SRAM), один байт которого стоит приблизительно в тысячу раз больше, чем байт флеш-памяти в твердотельном накопителе. Но истинная мотивация в применении технологий кеширования лежит гораздо глубже. По сути, даже если бы мы могли получить по специальному заказу компьютер, который использовал бы только самую быструю форму памяти, нам все равно был бы нужен кеш.
Как объясняет Джон Хеннеси, самого по себе объема достаточно для того, чтобы улучшить скорость:
Когда вы занимаетесь каким-то глобальным делом, это само по себе всегда происходит медленнее, верно? Если вы делаете город больше, то больше требуется времени, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. Если вы расширяете библиотеку, то вам понадобится больше времени, чтобы отыскать в ней книгу. Если за кипой бумаг уже стола не видно, то поиски нужного документа займут у вас больше времени, так? Кеш – это решение такой проблемы… Например, если вы прямо сейчас пойдете покупать процессор, то вы получите кеш первого уровня и кеш второго уровня на одной микросхеме процессора. Причина, по которой их два и они расположены на одном чипе, заключается в том, что для поддержания цикла работы процессора кеш первого уровня ограничен в размере.
Неизбежно следующее: чем больше память, тем больше времени понадобится на поиск и извлечение необходимого фрагмента информации.
Брайану и Тому за тридцать, и они уже столкнулись с тем, что все чаще в разговоре они начинают как будто буксовать, пытаясь произнести чье-то имя, которое вертится на языке. Опять же, у десятилетнего Брайана было двадцать с лишним одноклассников; 20 лет спустя у него несколько сотен контактов в телефоне и тысячи друзей в Facebook; он жил в четырех разных городах, и в каждом у него были друзья, знакомые и коллеги. К этому времени Том сделал академическую карьеру, работал с сотнями других сотрудников и преподавал тысячам студентов. (Фактически даже подготовка этой книги заставила нас встретиться с сотней людей и процитировать тысячу.) Эти факты не ограничиваются исключительно социальной активностью человека, разумеется. Обычный двухлетний ребенок уже знает 200 слов, обычный взрослый – 30 000. И когда речь заходит об эпизодической памяти, можно сказать, что каждый год добавляет треть миллиона минут бодрствования в прожитый опыт человека.
При таком раскладе просто чудо, что наша психика может с этим всем справляться. Удивителен не процесс замедления памяти, а тот факт, что мозг все еще может стабильно работать и откликаться на различные запросы, в то время как в нем накапливается такой невероятный объем данных.
Если основным вызовом для памяти является вопрос организации, а не хранения данных, тогда, вероятно, должно измениться наше восприятие влияния старения на умственные способности. Исследование, проведенное недавно группой психологов и лингвистов под руководством Майкла Рамскара в Тюбингенском университете, дало повод предположить: то, что мы называем снижением когнитивных способностей, то есть запаздывание памяти или невозможность вспомнить что-либо, может быть следствием вовсе не старения и не замедления поискового процесса, но (хотя бы отчасти) неизбежным следствием того, что нам приходится управлять все бóльшим и бóльшим количеством информации. Вне зависимости от тех задач, которые ставит перед нами старение, мозг пожилого человека, которому приходится ориентироваться в большем объеме воспоминаний, буквально вынужден решать с каждым днем все более сложные вычислительные задачи. Потому старшее поколение может дразнить слишком резвых молодых, приговаривая: «Это потому, что вы еще ничего не знаете!»
Группа Рамскара продемонстрировала влияние дополнительной информации на память человека на примере использования языка. С помощью ряда симуляций исследователи показали, что с увеличением количества знаний становится труднее вспоминать слова, имена и даже буквы. Вне зависимости от того, насколько хорошо организована схема вашей памяти, необходимость вести поиск среди большого объема данных неизбежно требует больше времени. Нет, мы не забываем. Мы просто пытаемся вспомнить. Мы становимся архивом.
Понимание неизбежной необходимости вычислительных операций в памяти, пишет Рамскар, должно помочь людям смириться с влиянием возраста на когнитивные способности. «Я считаю, что для пожилых людей самое главное – осознать, что их разум – созданное самой природой устройство для обработки информации, – пишет он. – Некоторые вещи, которые могут огорчать нас по мере того, как мы становимся старше (например, память на имена!), зависят от количества данных, которые нам приходится отфильтровывать… и вовсе не являются следствием угасания мозговой активности». Как отмечает Рамскар, «бóльшая часть того, что мы считаем снижением активности, попросту оказывается получением новых знаний». Язык кеширования дает нам возможность понять, что же происходит. Мы говорим, что у нас провалы в памяти, когда на самом деле должны сказать, что произошло «непопадание в кеш». Периодическое запаздывание в поиске информации напоминает нам о том, что все остальное время мы задействуем нашу память эффективно, держа под рукой все, что нам необходимо.
