Таким образом, мы можем изучать отбор новых институтов с использованием контекстуальной доработки – путем доработки (ограничения) набора допустимых институтов, основываясь на знании исторического наследия (содержащегося в институциональных элементах), признавая, что оно влияет на релевантные правила игры и обеспечивает координацию в их рамках, требуя, чтобы полученные институты были самоподдерживающимися. Мы можем использовать знание прошлого, чтобы исключить теоретически возможные, но контекстуально нерелевантные институты, и мы можем использовать аналитические возможности теории игр, чтобы ограничить воздействие прошлого, потребовав, чтобы только институциональные элементы, являющиеся самоподдерживающимися ex post, могли входить в состав нового института.
Контекстуальная доработка представляет собой отход от теории игр, который шире простого ограничения множества допустимых институтов на основании исторических знаний. В теории игр правила игры воспринимаются как данность, а убеждения и поведение мотивируются эндогенно. Выдвинутый здесь тезис признает возможное значение обратной линии причинности. Убеждения и нормы, унаследованные из прошлого, являются частью начальных условий процессов, ведущих к появлению новых институтов. Релевантные игры (и, следовательно, институты) выстраиваются вокруг убеждений и норм, унаследованных из прошлого, путем установления поддерживающих их правил и организаций.
6.3. Критическая оценка и перспективы
Обсуждение в данной главе является предварительным: его дальнейшее развитие – осмысление многих вопросов, которые оно поднимает. Какие институциональные факторы определяют степень фундаментальной асимметрии? Каковы характеристики институтов с низкими издержками институционального перехода, которые также предполагают переход к новым институтам, увеличивающим благосостояние? Эти вопросы имеют огромную важность, потому что нет таких институтов, которые были бы эффективны при любых обстоятельствах. Способность к гибким изменениям, позволяющим приспособиться к новым потребностям, почти так же важна для долгосрочного успеха, как устойчивая эффективность.
Тезис о том, что прошлые институционализированные убеждения и организации определяют направление институциональных изменений, также заслуживает дальнейшего аналитического развития. Индивиды используют прошлые убеждения в последующих стратегически сходных ситуациях. Но что определяет сходство?
[192] Что определяет картографирование убеждений от ситуации к ситуации? Важны ли эффекты фрейминга, аналогии или структурные сходства?
Несмотря на эти вопросы, в главах VIII и IX представлен эмпирический анализ, который подтверждает выдвинутые здесь тезисы относительно того, почему и как история подталкивает общества к эволюции по определенным институциональным траекториям, а также относительно эмпирической выгоды использования контекстуальной доработки. В этих главах установлено, как организации и культурные убеждения, унаследованные из прошлого, влияют на отбор среди альтернативных институтов, которые становятся неотъемлемой частью институтов, возникающих в итоге, и воздействуют на последующую траекторию институциональной эволюции.
ПРИЛОЖЕНИЕ VII.1
ПРЕДНАМЕРЕННОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРОШЛЫХ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ В РАЗВИТИИ НЕКООРДИНИРОВАННЫХ ИНСТИТУТОВ: СЛУЧАЙ АМЕРИКАНСКИХ ТОРГОВЦЕВ В МЕКСИКАНСКОЙ КАЛИФОРНИИ
Это приложение иллюстрирует намеренное использование прошлых институциональных элементов для развития некоординированных институтов. Оно также предлагает пример связывания институтов, основанных на социальном обмене и экономической репутации. Социальные отношения внутри сообществ занимали центральное место в обеспечении исполнения контрактов в Мексиканской Калифорнии в XIX в.
[193] Эти отношения преднамеренно использовались для формирования нового экономического института, который поддерживал торговлю между этими общинами и торговцами из Соединенных Штатов. Социальные и экономические транзакции связывались для того, чтобы изменить набор самоподдерживающихся убеждений в еще одной экономической транзакции.
Мексиканская Калифорния была отдаленной частью обширной страны, в которой в начале XIX в. средства связи и транспорт были медленными. Сообщества были небольшими: к 1940 г. самое большое поселение на месте нынешней Санта-Барбары насчитывало 1800 жителей, поэтому рука государства при обеспечении исполнения контрактов была невидима. Местный судебный чиновник, alcalade, составлял контракты и занимался их архивацией, но государство не занималось принуждением к исполнению контрактов (хотя и делало попытки обеспечить исполнение закона в уголовных вопросах).
В Монтерее 65 % из 374 исков, поданных в период с 1831 по 1846 г., были исками о взыскании долгов или возмещении убытков. Ни один из поданных исков не закончился конфискацией имущества должника по приговору суда. Как заметил в то время один наблюдатель из Соединенных Штатов, эти суды были «неэффективны, временами непредсказуемы и лишены даже видимости действенной техники для обеспечения исполнения решений» [Langum, 1987, p. 115, 123].
Наблюдатели из Соединенных Штатов воспринимали суды как недейственные, однако из этого не следует, что общественный порядок отсутствовал или что суды не играли никакой роли в его создании. Обеспечение исполнения контрактов и общественный порядок в этих маленьких мексиканских сообществах основывались на общественном контроле. Ожидаемая от других социальная реакция мотивировала членов таких сообществ придерживаться привычного поведения [Lungam, 1987; Clay, 1997, p. 504–507]. Alcalade был избранным местным чиновником, не получавшим жалованья и не опиравшимся на письменный свод законов. Он даже мог быть неграмотным.
Судебный процесс отражал роль социального контроля. Прежде чем обратиться в суд, истец и ответчик участвовали в обязательных примирительных слушаниях, в которых двое местных «достойных мужей», выбранных от каждой из сторон конфликта, и alcalade выслушивали обе стороны и предлагали пути разрешения спора. Таким способом решалось около 85 % дел [Langum, 1987, chap. 4]. Суд использовался для того, чтобы проинформировать сообщество о том, кто был признан виновным. Он не применял наказание, если было достигнуто примирение. Ожидание социальных последствий от того, что стороны не сумели помириться после принятия соответствущего решения, само по себе обеспечивало примирение.
Небольшой размер этих сообществ, высокая цена эмиграции из них, большое количество взаимодействий между членами сообщества и, предположительно, передача информации посредством сплетен обеспечивали условия для мотивирования поведения, основанного на социальных связях. Отсутствие мобильности у жителей подразумевало, что они должны воспринимать сообщество и свое членство в нем как экзогенное. В то же время сообщество было организацией, которая меняла правила игры, относящиеся к каждому из вступающих в интеракции индивидов, при этом оставаясь эндогенной по отношению к действиям их всех. Суд был организацией, которая публично сигнализировала, кто именно оказался виновным в спорах.
