Однако, как мы видим, этого было недостаточно, чтобы гарантировать долгосрочное процветание, поскольку подестат не сумел разрушить клановую структуру. Изучение процессов построения государства с эксплицитным определением отношений между насилием, институтами и процветанием будет способствовать более глубокому пониманию неудач и успехов этих процессов.
Действительно, анализ Генуи раскрывает ограниченность интуитивного утверждения, имплицитно присутствующего как в подходе, рассматривающем правителя как хищника, так и в неогоббсианском подходе, согласно которому мир всегда способствует экономическому процветанию, тогда как насилие его всегда подрывает. Воздействие порядка или его отсутствия зависит от институтов, делающих мир или насилие равновесным исходом.
При консулате в Генуе царил мир. Однако при анализе лежавшего за ним взаимного сдерживания оказывается, что он только частично способствовал процветанию. Убеждения, ассоциировавшиеся со взаимным сдерживанием, отвращали кланы от осуществления экономически продуктивных действий, потому что они нарушили бы самоподдержание мира. Мир устанавливался ценой ограниченного процветания (более общий анализ этого феномена см.: [Bates et al., 2002]).
Напротив, политическое насилие в Генуе не всегда наносило ущерб экономическому процветанию. Банк «Сан-Джорджо» обеспечивал координацию и согласовывал интересы генуэзских кредиторов, которые напрямую контролировали большую часть общественного и частного имущества города. Банк усиливал способность собственников брать на себя достоверное обязательство использовать экономическую и принудительную власть для наказания за нарушение своих прав собственности. Представляется, что банк был компонентом института, возможно, похожего на институт, рассмотренный в главе IV, который препятствовал нарушению прав со стороны тех, кто боролся за политический контроль над Генуей.
Говоря обобщенно, опыт Генуи подтверждает тезис о том, что центральной проблемой в построении государства является способность мотивировать уже существующие социальные структуры мобилизовать их военные и экономические ресурсы для создания эффективного государства. Обеспечение такой мотивации проблематично, потому что процесс построения государства может разрушить институты, поддерживавшие политический порядок в этих социальных структурах, а также сами эти социальные структуры. Возможно, современные государства со значительным этническим и племенным расслоением неслучайно сталкиваются с трудностями при переходе к демократическому, мирному и эгалитарному государственному устройству [Collins, 2004].
Внешняя угроза может расширить круг параметров, при которых кооперация между социальными структурами является самоподдерживающейся, тем самым облегчая благотворное сотрудничество [Greif, 1998c]. Отсутствие внешней угрозы в постколониальный период, вполне возможно, помешало заложить основы эффективного государства в современной Африке [Bates, 2001]. Однако на примере Генуи видно, что политически благотворные последствия такой угрозы зависят от двух факторов: во-первых, от неспособности социальных структур вступать с внешней силой в сговор, направленный против другой социальной структуры; во-вторых, от потребности в том, чтобы институты, преобладающие в период угрозы, подрывали, а не подкрепляли эти социальные структуры так, чтобы с прекращением угрозы политический порядок сохранялся.
История Генуи также подчеркивает, что процессы построения государства требуют чего-то большего, чем реформирование политических институтов путем установления новых правил выборов политических лидеров и коллективного принятия решений, превалирующих в эффективных западных государствах. В тех странах и в те времена, когда эти правила возникали эндогенно, они отражали равновесие в отношениях между политическими деятелями. Политические агенты следовали им, потому что они были частью соответствующего самоподдерживающегося института [Greif, 2004b].
Попыток привить западные политические правила в других местах с целью построения эффективного, увеличивающего благосостояние государства, таким образом, недостаточно. Построение подобного государства требует перехода к новым самоподдерживающимся институтам. Создание институтов, связанных с таким государством, сводится к замене одного самоподдерживающегося институционального равновесия другим.
Можно постулировать, что ролевая модель, которую дает европейский опыт, значительно упрощает решение этой проблемы. Сравнительный успех западного государства повлиял на убеждения, нормы и стремления в других частях мира так, что западным политическим правилам теперь легче стать равновесным исходом. Сходным образом экономическая глобализация и урбанизация подорвали социальную структуру, основанную на родстве, которая часто затрудняет построение эффективного государства.
В любом случае успешный переход к новому институциональному равновесию создает определенные проблемы. Те, чья поддержка имеет ключевое значение, должны иметь соответствующую мотивацию. Для этого необходимо гарантировать, что ex post им будет лучше, чем в случае, если они будут препятствовать этому процессу (см.: [Fernandez, Rodrik, 1991; Roland, 2000; Lau et al., 2000]). Государство, способное повлиять на выигрыши ex post, потенциально может обеспечить такие гарантии. Однако такое сильное государство может достоверно предоставить их, только если его власть ограничена – т. е. если оно может взять на себя достоверное обязательство не злоупотреблять своей властью.
Кроме того, чтобы благосостояние росло, такое государство должно стать равновесным исходом без обращения к экономически неэффективным политикам перераспределения. Наконец, чтобы эффективное, увеличивающее благосостояние государство могло выжить, его институциональные основания должны стать самоподдерживающимися при более широком круге параметров и способными эффективно адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. А это трудная задача.
7.3. Социальные структуры и государства в Европе и в мусульманском мире
Как показывает история Генуи и Венеции, легкость и средства для благоприятного институционального перехода зависят от институциональных элементов – в частности, от социальных структур и соответствующих убеждений и норм, унаследованных из прошлого. В случае Генуи социальные структуры, основанные на родстве, ограничивали способность строить эффективное государство. Говоря обобщенно, такие структуры внесли большой вклад в провал европейского эксперимента по созданию эффективных государств в период зрелого Средневековья [Tabacco, 1989; Waley, 1988]. Однако в конечном итоге возникновение эффективных государств в Европе, возможно, упростилось за счет относительной слабости структур, основанных на родстве. Племена или кланы не играли центральной роли в европейских политических и экономических институтах в эпоху после зрелого Средневековья.
Уже к началу зрелого Средневековья Европа эволюционировала в направлении общества со слабыми организациями, основанными на родстве. Например, племена, существовавшие в средневековый период, больше не были эффективными социальными структурами. Это хорошо отражено в следующем наблюдении: в ответ на отсутствие эффективного государства в Италии периода зрелого Средневековья было не принято обращаться к социальным структурам, в основе которых были племенные или иные природные группы. Вместо этого Италия создала города-государства или коммуны индивидов, не связанных кровными узами.
