– Нет, – ответил Эдеард. – С воровством придется бороться иначе. Придется изменить принцип действий капитанов участков и шерифов. Может, надо будет организовать особые группы констеблей и освободить их от обычного патрулирования.
– Еще один особый комитет при Высшем Совете?
– Нет, ничего подобного. Просто группа офицеров, более опытных и сообразительных, чем остальные. И пусть они исследуют все аспекты преступлений, чтобы выявить общие черты. Как мы сами делали. Помнишь, как я шпионил за Иварлом, чтобы узнать, что он затевает?
– Я помню, что с тобой случилось, пока ты этим занимался.
– Я пытаюсь тебе сказать, что нам пора поумнеть и научиться адаптироваться. Жизнь меняется. И было бы смешно, если бы мы сами не воспользовались этим.
Максен широко улыбнулся и крепче сжал плечо Эдеарда.
– Знаешь, в чем твоя главная беда?
– В чем? – спросил Эдеард, уже догадываясь, какой получит ответ.
– Тебе всегда мало побед.
Вот уже третью ночь Эдеард без сна лежал на кровати в большой спальне особняка Кальверит. Ему давно следовало уснуть. После многолетних изменений комната подходила ему идеально: полукруглые окна, выходившие в оранжерею, были увеличены, кольца светильников излучали слабый розоватый свет, высота потолка уменьшилась, образовавшиеся ниши Кристабель заполнила аккуратно подогнанной мебелью, а стены приобрели мягкий голубовато-серый оттенок, превосходно гармонировавший со специально сотканным ковром. Даже упругий матрас изменился, став настолько мягким, насколько этого хотелось ему и Кристабель. Спор вызвала ее склонность украшать мебель кружевом, но в итоге они сошлись на нескольких безвкусных оборочках. Даже шторы были повешены стильного красновато-коричневого цвета, но с толстыми оливковыми шнурами и кистями. Эдеард с трудом согласился на кисти, но нельзя же было их обвинять в его бессоннице.
Рядом с ним, натягивая на себя шелковую простыню, пошевелилась Кристабель. Он затаил дыхание и дождался, пока она снова не заснула. Было время, когда в такой момент он мог бы потереться носом о ее плечо, и тогда начались бы объятия и поцелуи. А потом смех и стоны, и простыни с одеялами откидывались в сторону, а их тела устремлялись к вершинам чувственного наслаждения.
Он посмотрел на Кристабель при сумрачном свете и попытался вспомнить, когда же все изменилось. Нет, не закончилось, они по-прежнему занимались любовью несколько раз в месяц. «А раньше – по нескольку раз за ночь». Кристабель сохранила свою красоту. Она уже не была молоденькой девушкой, но ему этого и не требовалось. Волосы Кристабель начали белеть, а вокруг глаз появились первые морщинки. Но она осталась очень привлекательной. Зато он прекрасно помнил все ее жалобы и недовольство после рождения каждого ребенка на неподъемную тяжесть во время беременности и ее опасения по поводу фигуры. Потом наступал период долгой борьбы за восстановление, строжайшая диета и упражнения, по сравнению с которыми его пробежки казались уделом лентяев.
Теперь она уже не надевала коротеньких кружевных сорочек, и душ они принимали раздельно. Они меньше разговаривали, почти не кричали друг на друга и давно не смеялись так весело, как бывало раньше. С возрастом и осознанием серьезной ответственности пришла сдержанность. И все тяжелее становилась ноша обязанностей, от которой оба чувствовали постоянную усталость. А ведь им нужно было лишь переложить тяжесть на плечи других.
«Просто мы изменились. И это не так уж плохо. Надо привыкнуть». Но, несмотря ни на что, его мятежный разум чуть не послал про-взгляд в «Дом голубых лепестков». Ранали наверняка развлекается с этим околдованным парнем, заставляя его выбиваться из сил и окончательно развращая. Ее сексуальный аппетит никогда не ослабевал.
«Нет!» Дело не только в сексе. За эти годы изменились их отношения. Эдеард всегда стремился к тому, чтобы утвердить полную демократию в городе, уменьшив власть Высшего Совета и расширив полномочия представителей. Переход не мог произойти быстро, он даже не надеялся, что доживет до полного завершения процесса. Но Эдеард был бы доволен, если бы ему удалось положить начало. Тем не менее, несмотря на все изменения и реформы в самом городе, несмотря на укрепление связей с провинциями, власть Высшего Совета оставалась непоколебимой, и перемены, казалось, откладывались на долгие годы. И Кристабель не помогала ему, по крайней мере не так, как он на это надеялся. Она в конце концов стала членом Высшего Совета как глава района Хакспен, и тогда появилось много других, более срочных дел. После избрания Финитана она была обязана продвигать законопроекты нового мэра, касавшиеся бюджета и налогов. И ни один из них, безусловно, не имел отношения к укреплению демократии.
Он понимал, что нельзя смешивать личные дела с работой. Но как трудно было удержаться и не обвинять ее в том, что Кристабель так и осталась частью системы благородного семейства, что ее всегда очень обижало.
Сомнения по поводу отношений с Кристабель заставляли Эдеарда ненавидеть самого себя, но после явления Небесного Властителя положение только осложнилось. В этом и крылась истинная причина его бессонных ночей. С того самого дня, когда потолок Лилиала-холла расчистился под его взглядом, он напрягал все свои чувства, чтобы ощутить мысли Небесного Властителя, но каждый раз терпел неудачу.
Разочарование затуманивало его мысли, вызывало уныние и вспыльчивость. Что еще хуже, все, кто близко его знал, заметили это, и потому он чувствовал себя еще хуже, не имея возможности раскрыть им причину.
Он снова тяжело вздохнул и осторожно, чтобы не разбудить Кристабель, скатился с кровати. Третьей рукой он подхватил одежду и бесшумно на цыпочках вышел в коридор. Одевшись, Эдеард накинул свой черный плащ и прошел к центральной лестнице. Там, вместо того чтобы спускаться по ступеням, он окутал себя маскировкой и просто перегнулся через перила и прыгнул с десятого этажа. Это было глупо и весело, и он уже несколько лет не проделывал ничего подобного. Маккатран по его просьбе замедлил падение, и Эдеард приземлился, лишь негромко стукнув подошвами о каменный пол. По пустынным переходам первого этажа он прошел прямо к принадлежащему семье причалу. Полночь давно миновала, и в Главном канале не было почти никакого движения. Эдеард все же выждал несколько минут, пока огонек единственной гондолы не скрылся за поворотом в Высокую заводь. Как только водный путь очистился полностью, он протянул третью руку и укрепил поверхность воды. Еще один прием, которым он не пользовался давным-давно.
Эдеард бегом пересек канал прямо по воде. На полпути его настиг про-взгляд. Это было настолько предсказуемо, что он почти ждал его.
– Когда-нибудь я тебя разыщу, – телепатировал он вдоль линии восприятия, протянувшейся к району Кобара. – И ты это знаешь.
Про-взгляд исчез так быстро, словно его кто-то оборвал. Эдеард усмехнулся и продолжил путь к общественному причалу, откуда по деревянным ступеням поднялся в Эйри.
Впереди высились крученые башни. В нижней части каждой из них из-под темных потрескавшихся декоративных карнизов сочился слабый оранжевый свет, падающий на пустынные извилистые улицы. А наверху, на фоне мерцающего туманностями неба, выделялись темные силуэты.
