– А у меня все хорошо, а у вас?
И услышать ожидаемое:
– А у нас полный п…ц! Печенка, бля, расползается, не прошить. Прорезаются все нитки.
– Ничего, привыкайте к хорошему. Это вам не свинцовая печень наших граждан, которую так просто не проткнешь, это ребенок. Работайте, а я по-быстрому сбегаю на ингаляцию, покурю.
Смотрю, у дверей оперблока собрался народ. Родители ублюдка, сидевшего за рулем:
– А вы доктор? Вы знаете, наш мальчик так пострадал, у него сотрясение мозга, его положили в больницу. А как там девочка?
Думаю, что ответить. Сейчас наверняка будут предлагать помощь, спросят, не надо ли чего? У них живой интерес, чтобы девчонка выжила, их сынок уже совершеннолетний.
– Доктор, у нас к вам большая просьба, если она умрет, вы сыну не говорите, он так расстроится…
И тут в голове первая мысль, в верности которой не сомневаешься. И сразу находятся слова ее выразить:
– А не пошли бы вы на хуй со своим ублюдком.
– Что вы сказали?
– Я сказал: на хуй отсюда! Чтобы я вас тут не видел. Если она умрет, ему об этом сообщат.
Родители девочки обо всем узнали только ночью, приехали из города. Прошу оставить свои подписи в истории, это о том, что вы согласны на операцию, тут – что вы согласны на переливание крови. Зачем? Так положено, хотя кровь я ей все равно уже перелил. И операцию все равно уже сделали. Папу интересует только один вопрос: жить будет? Должна, но поправляться будет долго, возможно, придется удалить часть легкого. Маму интересуют детали:
– Вы что, хотите сказать, что у нее теперь на всю жизнь шрам на животе останется? Вы ей хоть косметический шов наложили?
– Что?!
Папаша не дает продолжить, выталкивает родительницу в коридор.
– Доктор, вы на нее не сердитесь, вы же понимаете… Мы зайдем завтра, большое спасибо скажем.
– Да не беспокойтесь, я не сержусь, а завтра не моя смена, и надеюсь, что меня тут уже не будет.
* * *
Развеселила ситуация. Старого деда, по виду явного отставника чином не ниже подполковника, на каталке заталкивают в лифт. На операцию. Лифтерша, немолодая узбечка, закрывая двери, о чем-то громко говорит по телефону со своим тюркоязычным собратом. Старый пидор не может не высказаться:
– Вот, смотрите! Когда я последний раз лежал в госпитале в Германии, там тоже была лифтерша. Немка! Так вот, она никогда не смела на работе разговаривать по телефону.
– Я даже, наверное, догадываюсь, почему…
– Правильно, доктор. Дисциплина!
Узбечка не выдерживает:
– Да? А ты когда в Германии последний раз по телефону говорил? Тюлпан, Тюлпан, я Рамашка, отвэть…
* * *
Очередной доктор-гинеколог в операционной делится планами:
– Все, увольняюсь.
Из вежливости деликатно интересуюсь:
– Ну и куда, если не секрет?
– Зовут в поликлинику метрополитена. Там им нужен гинеколог.
– Естественно, нужен. Решать старый спор сотрудниц?
– Какой?
– Ну как же, бабы спорили в метро…
* * *
Под утро неохота будить дежурную медсестру, пусть спит. Сам заполняю журнал поступлений:
– Фамилия?
– Фахрутдинов Равиль Ришатович.
– Татарин, что ли?
– Татарин.
– А хер ли ты нажрался в священный месяц рамадан?
– Знаю, грех это, большой грех. С друзьями после работы посидели. Хорошо так посидели.
– Где работаешь?
– В ТСЖ. Сантехник.
– Чего, цеховая солидарность сильнее заповедей пророка?
– Доктор, не могу, дайте попить.
– Сушняк? Не волнуйся, дам, как только стемнеет, сразу дам. Как только закончатся белые ночи – сразу. Недели через две.
* * *
Хорошее отношение к людям порой настораживает, открытое выражение симпатии пугает. Хирург разговаривает с коллегой по телефону:
– Слушай, ты долго еще на больничном будешь? Да нет, все нормально. Ты, это, не торопись выписываться. Держат пока? Ну и сиди дома. Да тут один твой больной поступил. Не помнишь такого? Нет? А он не знал, что ты на больничном. Пришел в палату. Молоток с собой принес. Первым делом гвоздик в стену вбил, твой портрет повесил. Не знаю, где взял. В рамочке, 20 на 30. Рядом полочку наладил, букетик цветов положил. Да не, серьезно, я в палату зашел и просто охуел, портрет твой висит на стене. Так что ты не торопись, смотри, будь с ним поаккуратней, а я к твоему приходу постараюсь его выписать.
* * *
С утра зачем-то звонит травматолог:
– Ты чего сегодня делаешь? А то зашел бы в гости, водочки бы выпили.
– Я вообще-то на работе.
– А жаль. Я тут шкаф в «Икее» купил, заодно бы собрали. Дома у меня и шуруповерта нет.
– Возьми на работе, у тебя инструмента полно.
– Да лень приезжать, все равно там одному не разобраться.
– Слушай, ты на работе поломанные из кусков собираешь, а новый шкаф не можешь? Или без анестезиолога уже шурупа не закрутить? Завтра зайду.
* * *
Два пациента в коридоре. Уролог объясняет одному из них:
– Да, ты должен после операции ежедневно промывать свою уретру раствором фурацилина. Как его сделать? Две таблетки на пол-литра воды. Промывать шприцем, через катетер, желательно трезвым, повторяю, желательно в трезвом состоянии.
Оба смеются. Понимают. Удивительно умные лица. Спрашиваю:
– Слушай, а почему желательно? Скажи, что обязательно трезвым, а то разорвет свою уретру к чертовой матери.
– Да вот даже не знаю, как быть. Скажу, что обязательно трезвым, то он, может, раз в году и промоет. А так действительно снова к нам попадет.
* * *
Смотрю на своих коллег, удивляюсь. Вроде как прослойка, люди с образованием, а разговор на уровне сезонных рабочих. Хирург:
– Уважаемые коллеги, я бы попросил об этом случае на стороне не распространяться, больной – человек известный, операция, можно сказать, интимная.
– Вам дай любую операцию, так вы ее сделаете интимно, через жопу.
* * *
Обсуждаем с хирургом вопрос, надо бы завтра сходить на день рождения к коллеге. Страшно, но идти надо, уважаемый человек.
– Слушай, – говорю, – давай, если что, сразу валить. У него не бывает, чтоб все прошло тихо. Ты помнишь, как лет пять назад у него на дне рождения одному из гостей профессор из Питера бутылкой по голове зае…л. Разбил. Потом пришлось на работу ехать, тыкву зашивать.
