* * *
Пролог
Саня Шумов сидел в своей каморке, пил крепкий, с пятью ложками сахара, чай и грыз ванильные сушки. Он был тучен и потлив. Сейчас его лоб был так влажен, что с него капало. Перед тем как поднести чашку ко рту, Саня вытирал его тыльной стороной ладони, чтобы пот не попал в чай. Он знал, что нужно похудеть. Если не для красоты, то для здоровья. Та же потливость появилась с лишним весом. Но как отказать себе в мучном и сладком? За смену Саня выпивал пять кружек чая с неизменными пятью ложками сахара и съедал большущий пакет печенья, вафель, снеков, смотря что продавалось по акции в ближайшем супермаркете. Но был еще полноценный прием пищи – Шумов приносил из дома в пластиковом контейнере макароны с сосиской или картошку с котлетой. Бывало, суп в литровой банке. Он пробовал диеты. Разные – агрессивные и щадящие, но хватало его максимум на неделю, а обычно дня на три. Сейчас Саня пытался себя ограничивать. Поэтому к чаю – сушки, на горячее тушеная капуста с куриным окорочком, вместо булочки – бородинский хлеб.
Шумов бросил взгляд на часы. Еще только полночь, а он ел горячее в два. Придется терпеть. Естественно, можно покушать и сейчас, но тогда до утра он с ума сойдет. И не от голода – от скуки.
Тяжко вздохнув, Саня поднялся со стула, взял фонарь и отправился на обход территории.
Шумов не то чтобы ненавидел свою работу…
Она ему не нравилась.
Платили мало, выходить приходилось в ночь, да еще одному, без напарника, то есть не с кем ни в карты поиграть, чтобы скоротать время, ни трапезу разделить, ни поговорить. Но и ненавидеть работу было не за что. Никто не дергает, не следит за каждым шагом и… Не пугает! Последнее тоже важно. До того как стать сторожем склада с реквизитом на киностудии, Саня работал в офисном центре охранником. Располагался этот офис в историческом здании, первый владелец которого покончил с собой в собственном кабинете, второй умер за обеденным столом, подавившись рыбьей костью, третий был расстрелян большевиками на пороге особняка. После революции в нем содержали сначала беспризорников, затем преступников, пока во время Великой Отечественной войны не превратили в швейную фабрику. В девяностые фабрику выкупил частник и устроил в здании офис. Но и этот владелец вскоре скончался – его убил снайпер через открытую форточку. Именно застреленный нувориш чаще всего являлся в виде призрака по ночам. Саня собственными глазами его видел, но ему верили немногие. Лишь те, что сами когда-нибудь сталкивались с паранормальными вещами. Из-за блуждающей по коридорам старого особняка нечисти Шумов из офисного центра и уволился.
Склад поначалу тоже казался пугающим. В нем было тесно, душно, но это ладно… Среди декораций попадались такие, при взгляде на которые хотелось перекреститься. Фасады склепов, сатанинские алтари, гробы, виселицы… Все это было изготовлено для съемок самого масштабного российского ужастика со времен черно-белого «Вия». Саня названия не помнил, помнил то, что смотрел его в интернете и радовался тому, что не потратил деньги на билет в кино. Фильм в прокате провалился. После чего продюсеры решили воздержаться от съемок ужастиков, но декорации не утилизировали, а оставили до лучших времен.
Со временем Саня к ним привык. Даже несколько раз в гробу спал. Он был обит изнутри поролоном, обтянут атласом, просто царское ложе по сравнению с раскладушкой в комнате охраны.
Сегодня Шумов присмотрел для ночлега диван в стиле Людовика. Какого именно по счету, он не знал. Кажется, четырнадцатого. Сане главное, чтоб диван удобным был… И не вонял. А то иногда перевезут декорации, а от них смрад идет. Когда протухшей едой – артисты роняют ее, и она забивается в щели и начинает гнить, когда кошачьей мочой (животные принимают участие в съемках), когда рвотой.
Саня дошел до дивана, присел на него, принюхался. Вроде бы все нормально. Только между ним и стеной шкаф громоздкий, которого еще вчера не было, воткнули. Это значит – ноги не вытяни. А Саня любил их на подлокотник закинуть. И решил Шумов шкаф немного подвинуть. Подошел к нему, примерился. Положив фонарь на диван, поплевал на ладони, схватился за углы, напрягся, надавил…
Шкаф ни с места.
Шумов был удивлен. Он не мог назвать себя слабаком, в юности был КМС по тяжелой атлетике и до сих пор с рывка поднимал двухкамерные холодильники и двигал габаритные предметы мебели. Саня окинул шкаф взором. Да, большой, но не гигантский. И сколочен из обычного ДСП. Решив, что в него что-то набили, Саня решил открыть дверки. Они были заперты на навесной крючок. Откинув его, Шумов взялся за шарообразные ручки…
И тут что-то грохнуло позади него.
Саня одной рукой схватил фонарь, второй выдернул из-за пояса дубинку и развернулся.
Никого.
Только вырезанная из фанеры передняя часть телефонной будки валяется, а не стоит, хотя ее совсем недавно принесли и поставили у стены.
– Неужели снова призраки? – простонал Шумов. – Опять увольняться?
Но тут из-под фанеры показалась острая усатая мордочка.
– Бориска, как ты меня напугал, – сердито буркнул Саня, но следом облегченно выдохнул. Не призрак, а всего лишь крыс. Огромный, размером с кота. Он захаживал к Сане в гости, полакомиться объедками. Шумов назвал его Борисом и, можно сказать, полюбил. Все не одному в огромном помещении торчать. А тут живое существо, да интеллигентное: контейнеры Бориска никогда не прогрызал, на столы не лазил, где ни попадя не гадил, гостей на пиры не приводил.
– Подожди, сейчас ужинать пойдем. Я тебе вынесу… – У Бориски даже мисочка своя была. – Только нужно сначала шкаф подвинуть.
Сунув фонарик в рот, Саня распахнул-таки двери.
Да, шкаф не был пустым. В нем лежал человек. Спиной к дверцам. Саня взял его за плечо и развернул к себе…
Когда Шумов увидел лицо покойника (это совершенно определенно был неживой человек), то фонарик выпал из его рта, а затем из него же вырвался такой душераздирающий крик, что привычный к людским голосам Бориска унесся к себе в подвал, забыв о еде и том, что он не гадит во владениях своего двуногого друга.
Часть первая
Ранее…
Глава 1
Женя шел по аллее городского парка и улыбался. Он обожал золотую осень, а в этот октябрьский день стояла такая дивная погода, что листья казались вырезанными из золотой фольги. Многие уже опали, и Женя наклонился, чтобы собрать букет.
«Унылая пора, очей очарованье, – декламировал он про себя, – приятна мне твоя прощальная краса…»
Женя обожал Пушкина. Считал его величайшим поэтом всех времен и народов. На второе место ставил Уильяма Блейка. На третье – себя.
Увы, Евгений Бородин родился не в то время. Опоздал, как минимум, на пятьдесят лет. Появись он на свет хотя бы в сороковые-шестидесятые годы двадцатого века, у него был бы шанс прославиться, как у Евтушенко или Рождественского. Но он дитя перестройки, и в то время, когда Бородин пытался пробиться со своими стихами на книжный рынок, тот был заполнен детективами, боевиками и пошлейшими любовными романами. Юный поэт надеялся на то, что читатель этим фастфудом обожрется (лучшего слова не подберешь) и его потянет к изысканным яствам. Но Женя ошибся, пусть и не во всем. Наевшись «гамбургеров», читатель переключился на «суши» и прочую экзотику: Мураками, Кастанеда… Поэзией интересовались все меньше. Сборники стихов если и печатались, то за счет авторов. И, естественно, выходили малыми тиражами. Евгений Бородин умудрился наскрести денег на двести экземпляров брошюры, но продать смог только треть, в основном родственникам, соседям и знакомым, что-то раздал «нужным» людям, остальное оставил до лучших времен…
