– Я предпочел бы остаться дома, не хочу оставлять маму.
– Ее тоже захватим с собой.
– Нет, я не позволю взять ее в заложники…
– Она будет гостьей моей мамы, – смягчил тон Булат. – Они примерно ровесницы, найдут общий язык. Моей скучно, твоей трудно. Может, подружатся?
И Нурлан согласился. Потому что с такими, как Булат, лучше по-хорошему.
В тот же день они с мамой переехали в усадьбу Булата, на территории которой стояло несколько домов: один для родственников, второй для самого хозяина и его семьи, третий для гостей. Все они находились за высоким забором. Выйти за него без разрешения Булата не имели права даже жена с детьми. Он боялся за их безопасность, поэтому держал под присмотром.
Нурлана поселили в домике для гостей. Одного. Ему ничто не должно было мешать. Раз в день, после завтрака, Булат являлся к нему и рассказывал о жизни. Потом уезжал по делам, оставляя своего биографа наедине с пишущей машинкой. Нурлан обычно тут же вставал и отправлялся в гости к мамам – своей и Булата. Или играл с детьми, купался в бассейне, лакомился сладостями, в общем, хорошо проводил время. А вечером садился за машинку. Булат заставал его за ней, когда возвращался домой, и требовал прочесть то, что написано. Как правило, ему все нравилось. Что не удивительно – Нурлан угождал заказчику. Обелял его образ. Бабка Булата раскусила бы фальшь в два счета и запустила в писателя подушкой, но внук не был таким же проницательным.
Это было хорошее время… Они с мамой ни в чем не нуждались. Нурлан работал: кроме биографии Булата, он писал еще трогательную повесть о дружбе двух немолодых женщин, познакомившихся в тюрьме, где одна забирала прах мужа, а вторая приехала на первую свиданку с осужденным за убийство сыном.
Нурлан мог уложиться в полтора месяца, но не торопился. Жить на всем готовом, не заботясь о пропитании, проезде, бытовых вещах, – это так здорово. Особенно если ты до этого только тем и занимался, что заботился обо всем этом. Когда Булат спрашивал, когда он допишет, тот цитировал бабушку: «Если берешься за что-то, делай хорошо!», и тот кивал. Да, все правильно. Аже была мудрейшей из мудрых, и она рассмотрела талант Нурлана, благодаря которому Булат станет легендой.
Джумаев был очень собою доволен. Он считал себя манипулятором. Да, прогнулся под Булата – и что? Сейчас живут припеваючи, а когда книга будет отдана в тираж, заживут еще лучше. Нурлан получит пятнадцать кусков, и они с мамой отправятся в путешествие по Европе. Она давно мечтала о Париже, он о Сицилии, и они решили, что потратят гонорар на вояж, а потом будь что будет.
Потом… После того как произошло то, что произошло… Нурлан думал о том, что их погубила жадность. И его, и маму, ведь она поддакивала сыну. Ей тоже не хотелось возвращаться в их убитую квартиру и искать на полупустых полках магазина съедобные продукты. Они зажирели и расслабились. Забыли, у кого гостят и на кого работают.
Толстый и хромой Булат, сидящий на инсулине, перестал вызывать уважение у братков. А так как сам он уходить с «поста» не хотел, его решили скинуть. Нурлан видел голливудские фильмы о том, как виллы наркобаронов подвергаются масштабным нападениям, и думал, что это всего лишь фантазия режиссеров, желающих снять зрелищные сцены. Оказалось, что нет. Как-то ночью Нурлан проснулся от странного звука, выглянул во двор и увидел, как над усадьбой навис вертолет. Из него высовывались автоматчики. Через несколько секунд они начали стрелять…
В ту ночь погибло пять человек, среди них мама Нурлана. Она могла бы выжить, автоматчики не стреляли в «мирных», но пуля срикошетила. Сыну Булата оторвало три пальца. Его же самого буквально нашпиговали свинцом. Он валялся посреди двора и напоминал Нурлану очищенный и помятый гранат. С тех пор он возненавидел этот фрукт…
Глава 6
Костя Марченко сидел за своим рабочим столом и уплетал кильку. Он вывалил ее из банки на большую плоскую тарелку, чтобы на край складывать отходы, и вооружился влажными салфетками. Обглодав одну рыбку, Тарантино откидывал кости и голову, протирал пальцы, брал бородинский хлеб, откусывал, прожевывал, затем хватался за очередной хвостик. Это было похоже на ритуал, за которым следили коллеги.
– Кто же так ест кильку? – первым не выдержал Ершов. – Целиком надо.
– Не, я тоже кости выплевываю, – не согласился с ним Карский. – Но голову проглатываю. – И потянулся, чтобы стянуть одну рыбешку, за что получил по руке.
– Стыдно есть себе подобных, Карась, – усмехнулся Костя, продолжив трапезу.
– Стыдно жрать в одно лицо и не делиться с голодными друзьями.
– Можешь доесть головы, тебе же они нравятся.
– Объедки с барского стола предлагает, – ткнул друга локтем в бок Ерш. – Не зря говорят, власть портит людей. Казалось бы, еще вчера Тарантино был простым опером, как и мы, но уже сегодня он смотрит на нас сверху вниз.
– Заткнитесь, – беззлобно огрызнулся Марченко, – и дайте мне спокойно насладиться обедом.
Распахнулась дверь, и в кабинет влетел Аркадий Устинов с ворохом бумаг.
– Чем там вкусно пахнет? – спросил он.
– Килькой пряного посола, – ответил ему Карась.
– Терпеть не могу рыбу. Чем-то другим.
– Ты ж из Волгограда, как ты можешь…
– Вот так. Тошнит меня от рыбы, – сморщился Устинов. – Даже осетрину не ем, не говоря уже о кильке. О, понял! Хлебом свежим!
– Его тоже Тарантино точит. Но ты у него не проси, он не даст.
– Не даешь? – посмотрел на Костю Аркадий.
– Неа, – честно ответил Тарантино. – Потому что я у всех спрашивал, что купить в магазине. У тебя у первого, так как ты был со мной, когда мы заехали.
– Справедливо, – Аркадий положил бумаги на стол и направился к чайнику. – Ребят, кто из вас уважает охоту? – спросил он, включив его.
– Все, но никто не ходит, потому что нет времени, – ответил Ершов.
– Я выкраивал. Поэтому у меня имеется вяленое мясо лося и кабанье сало. Приглашаю вас всех на дегустацию сегодня вечером.
– Вот это тема! А водка будет?
– Нет.
– А я только размечтался…
– Будет дедов самогон. В роду Устиновых никогда не было пьяниц, но гнали все.
Пока они болтали, Марченко доел. Он насытился и получил удовольствие от трапезы, но теперь нестерпимо хотел пить. Вспомнилась нефильтрованная «Балтика», которую Лаврушка уже употребил под ту же килечку. Она сейчас бы бальзамом если не на душу, то на желудок легла. Но еще только середина рабочего дня, так что придется баловать себя обычной минералкой.
Тарантино попил, затем убрал за собой. В кабинете имелась раковина, и Костя умылся, почистил зубы. После этого вернулся за стол.
– Что там у нас по мертвому фанату? – спросил он, имея в виду отравленного буфетчика, Филиппа Королева.
