– А этот парень? – Нурлан указал на того, кто лежал прямо возле ведра и никак не реагировал на голоса.
– Русский солдатик. Такой, как мы когда-то, – ответил Леша. – Влюбился в чеченскую девушку. Она ответила взаимностью. Ее отец, когда узнал, сразу хотел горло ему перерезать, но Алан отговорил. С паршивой овцы хоть шерсти клок, сказал он. За него тоже требуют выкуп, но даже если родственники и заплатят, его все равно убьют.
Тут дверь в землянку, сколоченная из грубых досок, отворилась, и Нурлан увидел двух мужчин. Они тоже были наголо бриты и бородаты. Один из них прошел внутрь и взял за шкирку солдатика. Тот повис в его руке, как котенок. На лице парня живого места не было, одна сплошная рана. Казалось, он не понимает, что происходит. Но Нурлан заметил слезы в глазах мальчишки. Он знал, что его ведут на смерть…
Через десять минут Джумаев услышал автоматную очередь.
– Я буду следующим, – сказал он.
– Если за тебя заплатят, они отпустят. У них есть кодекс чести, которого мы не понимаем.
– За меня некому платить. Я один остался. И гол как сокол.
– Тогда молись… Если умеешь.
Но Нурлан не умел. Его родители были атеистами, и дети не проходили никаких религиозных обрядов типа мусульманского имянаречения или христианского крещения. Нурлана даже не обрезали в детстве. Ему дали право выбора. Решили, если захочет, сам уберет крайнюю плоть. Нурлан не захотел. Они жили в квартире со всеми удобствами, и вопросы гигиены решались при помощи теплой воды и мыла.
В тот же день увели Алексея и племянника вора-вояки. Нурлан долго прислушивался к звукам внешнего мира, но выстрелов не услышал. Это обнадежило. Единственного оставшегося пленника не покормили, но напоили. Еще ему сменили ведро. В диалог с ним никто из боевиков не вступал. Когда Нурлан обращался к ним, мужчины делали вид, что его попросту не существует.
Когда в следующий раз дверь открылась, он увидел Алана. Бывший армейский приятель велел ему встать и следовать за собой.
Прошли в дом. Алан позвал одного из бойцов и велел надеть на Нурлана наручники.
– Помню, какой ты сильный, – сказал он. – Хотя с виду глиста глистой.
– За что ты со мной так, Алан?
– Ничего личного, Нурлан.
– Не думал я, что ты станешь террористом.
– Я патриот, – спокойно возразил Алан. – Сражаюсь за землю свою. А на войне все средства хороши.
– Ты предал дружбу.
– А ты предал религию своих предков. Отверг ислам. Я не дружу с неверными. – Алан открыл ящик и достал из него видеокамеру. – И если б Аллаху было угодно, ты не попался бы в ловушку. Тебя никто насильно сюда не тащил. Как и Алексея. Кстати, с ним все в порядке, едет домой сейчас. Мы не звери.
– А как же тот солдатик, которого вы расстреляли?
– Он обесчестил пятнадцатилетнюю девушку. За это был наказан.
– Только не говори мне, что он единственный, кого вы убили.
Алан тяжело посмотрел на Джумаева.
– И следующим буду я.
– Отец не выкупит тебя?
– Его давно нет в живых. Как и мамы.
– Ты не писал, что он умер. А я спрашивал, как у тебя дела. Ты отвечал, все хорошо.
– Формальный вопрос, такой же ответ, – хмыкнул Нурлан. – А вы, прежде чем похищать людей ради выкупа, наводили бы о них справки. Нельзя же так… на авось. Глупо.
– Твой приезд мне ничего не стоил, – пожал плечами Алан. – Но он в любом случае принесет прибыль. Ты из обеспеченной семьи, к тому же именитой – сам говорил, что отец из древнего рода, – поэтому наверняка найдется тот, кто заплатит за тебя: дед, дядя, кузен.
– Моего отца расстреляли за измену Родине. Как думаешь, сколько родственников после этого продолжили общение с вдовой и сыном предателя?
– Но ты еще и известный в Казахстане писатель…
– Который сидит без гроша. – Нурлан указал подбородком на видеокамеру. – Так что она тебе не понадобится: не для кого записывать обращение. Бери автомат, и покончим с этим. Я готов к смерти.
Он кривил душой, когда говорил это.
Еще три недели назад, когда Нурлан вливал в себя литры алкоголя, он хотел умереть. Вернее, ему так казалось. Уснуть бы и не проснуться, бормотал он, закрывая глаза. Но и тогда Нурлан не был готов к смерти. Как атеист он был убежден, что умирая… умирают. Нет никакого продолжения. Нет рая и ада. Как и реинкарнаций. Нет перехода из одного мира в другой. Он не станет тенью или облаком, не растворится во вселенной, не обретет иную форму или восприятие.
Он просто умрет! Выключится навсегда…
– Ты не готов, – услышал он голос Алана. – Я вижу это по твоим глазам…
– Это не важно. Так ведь?
– Как знать.
– Если ты хочешь, чтоб я умолял тебя сохранить мне жизнь, то вынужден тебя разочаровать, я этого делать не буду. Хочу уйти достойно. Ты прав, мой род пошел от Чингисхана. Мой прапрадед был султаном и мог бы стать ханом, если бы ханство не упразднили в девятнадцатом веке. В моих жилах течет кровь великого воина. Я не буду умолять. Убивай.
– Уважаю.
– Мне все равно.
– Если ты согласишься принять религию своих предков.
– Мои предки были изначально шаманистами. Ислам пришел к нам гораздо позже.
– Примешь его, останешься в живых.
– И вы меня отпустите?
– Нет, позволим присоединиться к нам. Ты сильный, умный, в тебе течет кровь великого Чингисхана. Такие, как ты, нужны нам.
– Я не умею убивать.
– Научим. Убивать не сложно. Сам это поймешь.
– Я не замараю рук кровью… Никогда! Так что убивай.
Алан разразился бранью, затем выкрикнул какой-то приказ на своем языке. В комнату вошли два бойца и схватили Нурлана под мышки.
– Я надеялся, ты сделаешь это сам, – выпалил он.
– Сделаю, как только придет время, – сумрачно проговорил Алан.
Джумаев удивился тому, что его ведут не на расстрел. Его вернули в землянку и даже накормили черствым лавашем и подгнившим помидором. Через какое-то время (трудно вести его счет, когда не только часов – окон нет) к Нурлану «подселили» соседей. Мужчину и женщину. Худого старика и средних лет пампушку. Он был гражданином Германии, она – его переводчицей. Бюргер приехал в Чечню к невесте, которую ему нашла международная сваха, но попал не в ее мягкую постель, а в плен. Немца целенаправленно заманили в ловушку, а переводчице «повезло» оказаться с ненужным человеком в ненужном месте.
Самого же Нурлана вскоре увезли в лагерь боевиков, располагающийся высоко в горах. На ноги надели кандалы и заставили убирать за скотиной и мыть нужники. Если Джумаев хорошо справлялся с этим, его кормили, нет – оставляли голодным. Можно сказать, поступали справедливо…
