– Приятно слышать, – Женя на самом деле был польщен. Диоген, как завсегдатай «Общества мертвых поэтов», слышал много разных произведений, в том числе признанных.
– Что, созрел до того, чтобы ознакомиться с моим творчеством?
– С удовольствием сделаю это, но сейчас я хотел бы узнать у тебя адрес Кукуси. Мне он срочно нужен.
– Если срочно, езжай в издательство, – заявил скульптор, – он сегодня контракт на новую книгу подписывает.
– Рад за него.
– Я тоже. Потому что ни фига не шло у него творчество в последнее время. Думал, исписался Кукуся. Ан нет, наваял три десятка потрясных лирических стихов. Они мне твои напомнили, и я буквально искупал Данилу в овациях, прослушав пару.
– Не подскажешь, где издательство находится?
– Где-то на «Динамо», но точно не скажу. Так что, когда тебя в мастерской ждать?
Женя хотел ответить туманно, но потом подумал, что Тане могут быть интересны набитые ржавыми консервными банками и мятыми картонными коробками бочки из-под селедки. Она не была так категорична, как Бородин, и считала современное искусство заслуживающим внимания.
– Быть может, сегодня вечером?
– Нормалек.
– Ничего, если я приеду не один?
– С телочкой? Ой, пардон. Дамой?
– Даже двумя.
– Вот ты шалунишка, – рассмеялся Диоген. – Приводи кого хочешь. Только позвони предварительно, чтоб я никуда не свалил.
На этом разговор и закончили. Женя, убрав телефон, побежал к метро. Пока едет до «Динамо», найдет в интернете точный адрес издательского дома, выпускающего книги Кукуси.
* * *
Данила показался из дверей здания, когда Бородин уже собрался уходить. Внутрь его не пустила охрана, пришлось сидеть на лавке, мерзнуть. И, как назло, поблизости ни одной палатки с горячими напитками.
– Данила! – выкрикнул Женя, когда увидел Кукусю.
– Ты че тут делаешь? – нахмурился тот.
– Тебя жду. Ты почему на мои звонки не отвечал?
– Занят был.
– Тебя можно поздравить с новым контрактом?
– Откуда знаешь?
– Слухами земля полнится.
– Что, братик, ответственный за мои страницы в соцсетях, уже слил информацию?
Женя оставил этот вопрос без ответа. Задал свой:
– Данила, а что насчет моих стихов?
– Не понравились они издателю. Не знал, как тебе сказать. Вот и не брал трубку. А потом закрутился – и стало не до тебя.
– Отдай мне, пожалуйста, блокнот.
– Нет его.
– При тебе?
– Вообще. Потерял. Как твою брошюру. Нажрался, точно скотина, и посеял. Надо мне завязывать, а то растеряю последнее – ум, честь и совесть. – Кукуся нервно хохотнул. – Моя бабка любила говорить так.
– А предыдущий?
– Что?
– Блокнот. У тебя их было два. Где первый?
– Где-то дома лежит, я поищу. – Кукуся встал на низкий старт, желая поскорее сбежать. – Ты извини, Женек, у меня дел прорва. Давай наберемся позже?
– Нет, – Бородин преградил Кукусе путь. – Скажи мне правду.
– Какую?
– Ты присвоил мои стихи, да?
– Вот дурак, – фыркнул Данила. – Я пишу если не лучше, то не хуже тебя.
– Ты смог вымучить один сборник лирики. А потом впал в творческий кризис. Издатель требовал от тебя новых стихов, но у тебя ничего не получалось, твои друзья тому свидетели. И тут я подвернулся… Наивный дурачило, доверяющий тебе. Но ты – не я. Ты ушлый. Поэтому блокнот с уже опубликованными стихами тебя не заинтересовал. Только с новыми. И когда ты понял, что они хороши, попросил написать еще, чтобы хватило на сборник. Признайся, ты уничтожил блокноты, чтобы не осталось никаких доказательств? Ведь ты знаешь, у меня нет черновиков…
– Сам бы ты до этого не додумался, – проговорил Кукуся. – Кто подсказал?
– Дед. Но я не хотел его слушать, пока не начал анализировать.
– Твой старикан – молодец. Фишку рубит.
– Я не силен в современном сленге…
– Он понял, что я его любимый значок спер? – Женя кивнул. – А ты защищал меня, да?
– Конечно, ведь ты был моим другом.
– Да я тебя терпеть не мог! – в бешенстве крикнул Кукуся. – Потому что завидовал… Нет, было время, когда я тебя не замечал. Ты не из той породы ботанов, которые бесят и им хочется навалять. Поэтому тебя наверняка половина одноклассников сейчас и не вспоминает. Я бы тоже не обратил на тебя внимания, если бы не Восьмое марта. Ты научил меня рифмовать. И у меня получилось сочинить прекрасный стих! После этого я заболел поэзией. Об этом ты, естественно, не знаешь, я никому не говорил. Мне хотелось писать и писать, но не получалось. А ты выдавал стихи один за одним, и они были прекрасными. А я все свои уничтожил! И решил вернуться к рогатке и футболу. Но от тебя не отставал. Думал, может, муза, что посещает тебя, и меня вскользь крылом своим коснется… А еще у тебя дома было ладно. И пусть ты рос без отца, зато с замечательным дедом. И мамка твоя хорошая по-настоящему. У нее пироги такие получаются, которые можно только с любовью испечь. Моя, как свиней, нас с братом кормила, сыты – и ладно. Не убиралась, и мы жили в бардаке. А отца интересовали только собственные дружки и карты.
– Поэтому ты никогда не звал меня к себе?
– Никого. Я до сих пор не пускаю гостей, хотя живу один.
– Но в привычной грязи?
Кукуся не услышал Женю. Он отвлекся на телефон.
– Такси подъезжает, – сказал Данила. – Так что придется сократить исповедь. Когда ты меня спрашивал, что заставило меня вернуться к поэзии, я толком не мог ответить. Поскольку это произошло случайно. Я реально забыл о стихах, погрузился в физическую работу и простую, понятную, вполне сытую жизнь. Но вдруг из меня фонтаном хлынули рифмы! Видимо, твоя муза, пролетая мимо, уронила на меня какашку… Потому что сочинялись стихи грубые, матерные.
– А те, что вошли в твой лирический сборник, не твои?
– Почему же? Мои. Они лились, как чистая вода, после того, как пробьется канализация и выйдет вся муть. Я думал, это если не навсегда, то надолго. Но нет. Я быстро иссяк.
– Ты мог бы попросить у меня помощи, как когда-то, вместо того чтобы воровать мои стихи, – с трудом сдерживаясь, проговорил Женя.
– Не мог. Я твою брошюру не потерял, а выкинул со злости. Открыл, начал читать твои стихи и так остро ощутил забытую зависть. Я же с тобой встретился только затем, чтобы носом тебя в свой успех ткнуть. Мое самолюбие тешилось, пока мы сидели в «Баварии», где я выступал в роли гуру, а ты смотрел мне в рот. Но когда мы распрощались, а я открыл подаренную тобой брошюрку, из дешевой бумаги, плохо склеенную, то понял, что мне никогда не написать таких стихов, какие получаются у тебя. И не важно, что я успешный, издаваемый, а ты неизвестный стихоплет, главное – у тебя есть дар, а у меня нет. А это значит, моя зависть никуда не денется. Советую тебе этим успокоить себя. Потому что твои последние стихи будут изданы под моим именем, и ты не получишь ни денег, ни признания.
