– Чаплин умер лет сто назад, – фыркнул кукольник.
– Всего сорок, и тебе, актеру, грех этого не знать. Перед тобой Эдуард Чаплин, современный российский режиссер.
– Ребят, если вы меня клеите, то знайте, я не гей.
– Я тоже, но целоваться нам с тобой придется. Эд, – обратился Иван к Чаплину, – покажи ему свое режиссерское удостоверение.
…Вот так с легкой руки Ивана Охлопкова они нашли главную звезду фильма. Марат блестяще прошел пробы. Он понравился всем, включая Нурлана, хотя Эд опасался, что старик в штыки воспримет тот факт, что сестер будет играть парень. И как только Халиева утвердили на роль, Чаплин объявил первую боевую готовность. Съемки фильма под рабочим названием «Сиамские» начинались завтра.
Глава 4
Нурлан Джумаев снял тюбетейку и вытер вспотевшую лысину платком с монограммой. Все его вещи были эксклюзивными. Одежду, обувь, головные уборы, сумки, шарфы для него изготавливали лучшие мировые мастера. Нурлан не ходил по магазинам, только по ателье и мастерским. Фасоны выбирал классические, а по мнению многих – старомодные. И неизменно образ дополнял тюбетейкой «такией».
Нурлан посмотрел на себя в зеркало и равнодушно подумал: «Какой же я старый…»
Джумаев не только выглядел не очень хорошо, он чувствовал себя так же. Его биологический возраст не соответствовал паспортному. Многие его ровесники как пацаны носятся, кто по беговым дорожкам, кто за молодыми девками, а Нурлан давно свое отбегал, уже лет десять как. Хорошо еще, ходить мог. И почка, пусть и одна, вторую отбили, неплохо работала. А вот сердце уже дважды оперировали. Печень подсаживали. Хрусталик глазной меняли. Коленные суставы наполовину искусственные…
Нурлан называл себя дедушкой-трансформером.
Вот только внуков у него не было. Как и детей. Но родной человек имелся – двоюродный племянник Абзал, которого он взял под свое крыло еще пареньком. Абзал потерял родителей в пятнадцать, Нурлан пожалел его, приютил. Думал сделать его сторожем своего шале, которое он посещал крайне редко, но не продавал, поскольку горный воздух благотворно на него влиял, а вид заснеженных вершин умиротворял. Да, можно было останавливаться в гостинице или снимать дом, но это ЧУЖОЕ, а ему нужно было СВОЕ. Нурлан был и бездомным, и рабом, и зэком, треть жизни промыкался по норам, подвалам, камерам, и как только появилась возможно обзавестись своим углом, он ею воспользовался. Поначалу это был именно угол – комнатенка в общежитии. Потом появилась квартира, затем дом, другой, третий… Остров, наконец (но от него он вскоре избавился – тропический климат не подошел). На момент, когда в жизни Нурлана появился Абзал, он владел только шале и квартирой в Алма-Ате, но шикарной не по размеру и планировке, а по оформлению. Поскольку паренек вырос в горной деревушке, Нурлан отправил его в привычные места. Тот не смел возражать, хотя мечтал о другом. Абзал хотел остаться в городе, продолжить обучение в школе – он окончил всего семь классов, затем поступить в университет, но… Если благодетель велел жить в горах и сторожить дом, так тому и быть.
Но «ссылка» долго не продлилась. Когда Нурлан лучше узнал своего племянника, ему стало понятно, что парня с таким мощным интеллектом и необузданной тягой к саморазвитию грех держать в глуши. Он забрал Абзала в город, устроил в лучшую гимназию, но сказал: «Если за год не догонишь одноклассников, вернешься в шале!» Абзал не только догнал их – перегнал. Он экстерном окончил среднюю школу. Аттестат получил вместе с ровесниками, а не с теми своими одноклассниками, которых был старше на два года.
Поскольку Абзал выиграл с десяток олимпиад, то мог выбирать сразу из нескольких вузов, готовых его зачислить на бюджетное отделение. Но Нурлан предложил ему Кембридж. Однако оплатил только подготовительную ступень (одного аттестата, пусть и отличного, а также медалей было недостаточно для поступления иностранца), а стипендии на дальнейшее обучение племянник добился сам. Когда диплом магистра международного права престижнейшего вуза Великобритании был получен, Абзал вернулся в Казахстан, несмотря на то, что мог остаться или выбрать любую другую благополучную страну. Но его тянуло на родину. Поучился за границей, посмотрел, что и как, себя проверил, и хватит. Знания свои применить он может и в Казахстане.
Нурлан был рад этому решению. Он скучал по племяннику и нуждался в энергичном, хорошо образованном помощнике, которому мог бы доверять. Он предложил Абзалу поработать на себя, набраться опыта. «Уйдешь в свободное плавание, как только почувствуешь, что готов, – добавил он. – Если, конечно, захочешь…»
С тех пор прошло шесть лет. Племянник все еще оставался при Нурлане. Но не потому, что не чувствовал себя готовым к свободному плаванию… Он не мог бросить дядю. Тот болел все чаще, и львиную долю забот о бизнесе взвалил на себя Абзал, при этом все еще формально оставаясь юридическим консультантом.
…Нурлан нахлобучил тюбетейку, вымыл руки и покинул уборную.
Он находился на киностудии, где будут проходить съемки ЕГО фильма. Начнутся они завтра, но сегодня Нурлан приехал для того, чтобы посмотреть декорации.
– Вы бы сказали мне, что интересуетесь, я бы вам фото и видео прислал, – сказал ему на это Чаплин. Он находился в павильоне вместе с оператором, осветителем и парой помощников.
– Я лучше своими глазами…
– Как пожелаете.
– Передо мной сейчас квартира сестер?
– Точно.
– А где пианино? – По сценарию девушки часто играли на нем.
– Позже появится. Пока оно только мешать будет.
– Но оно же должно быть в кадре.
– Завтра снимаем двадцать девятую сцену, в ней все действия происходят в спальне, – терпеливо объяснил Эд. Первое время он раздражался, когда Нурлан задавал ему дилетантские вопросы, потом привык к ним. Лучше разъяснить все старику, чтоб не переживал лишний раз.
– Инструмент уже куплен?
– По-моему, нет. А что?
– Это непременно должно быть черное фортепиано «Украина».
– Хорошо, я позвоню реквизитору, скажу, чтоб поискал… Но мы всегда можем выкрасить инструмент и сменить на нем табличку.
– Нет, это будет не то, – заволновался Нурлан. – Не звоните никому, я сам найду нужное пианино и доставлю его сюда.
– Чудной вы старик все же, – усмехнулся Эд.
– Все старики чудные.
– Это точно. Вот, к примеру, моя бабуля…
И принялся рассказывать какую-то смешную, как ему казалось, историю. Но Нурлан не слушал, он вспоминал черное пианино «Украина», на котором играли его мама и сестра, чаще по отдельности, но иногда в четыре руки. Женщины семьи Джумаевых были музыкально одарены, тогда как мужчинам на уши наступил медведь.
У Нурлана было счастливое детство. Отец работал на закрытом «космическом» предприятии, мама преподавала в школе. Старшая сестра Зара училась на «отлично» и в общеобразовательной школе, и в музыкальной. Братика оно обожала, с удовольствием нянчилась с ним. Но избегала подвижных игр. Никаких тебе догонялок, салок, войнушки. Только кубики, раскраски, угадайки. Нурлан рос непоседливым пацаном, и ему быстро надоедали настольные игры, он хотел носиться, прыгать, кидаться подушками. И когда сестра отказывалась делать это вместе с ним, обижался. Но лишь до тех пор, пока родители не объяснили ему, что у Зары больное сердце и физические нагрузки ей противопоказаны. О том, что девочка вряд ли доживет до двадцати, они от Нурлана скрыли.
