Он говорил о моей бабушке. Прозвище Старуха не звучало в его исполнении оскорбительно, он вовсе не подчеркивал возраст Эдиты Павловны… Это было нечто иное, чего я не могла еще понять, определить…
Через полчаса я оказалась на том же самом месте, где вспоминала о Лильке и Павле. Мой похититель уехал без лишних слов, бросив на прощание тяжелый продолжительный взгляд в мою сторону. Он не пригрозил, не потребовал держать язык за зубами, не сказал, что делать дальше.
«Наверное, лучше ничего никому не рассказывать… Бабушке это не понравится, и посадят меня под домашний арест…»
Я стояла как столб и смотрела вслед черной машине.
«Дорогая Лилька! – собиралась я написать во втором письме. – Хочу тебе сказать, что я терпеть не могу золото, серебро, бриллианты и рубины… У меня аллергия на драгоценные камни. Да, вот такое редкое заболевание, и самое ужасное – врачи бессильны мне помочь…»
* * *
К обеду появились бабушка и Лера. Мы уселись за накрытый стол и поели молча. Я никак не могла привыкнуть к этикету и ритуалам, обязательным в этом доме, и осторожно, с удовольствием нарушала правила и обходила запреты. Зачем ждать, когда кто-то положит на твою тарелку кусок мяса, если можно взять самой? Две вилки, нож, лопаточка… В моей душе не было особого желания разбираться в этих премудростях, и пару раз я натыкалась на недовольство Эдиты Павловны. Мысленно я называла ее то бабушкой, то по имени-отчеству и постоянно возвращалась к встрече с незнакомцем. Странно… его заинтересовала моя персона, но он, бесспорно, видел, что я всего лишь неловкий богомол, робко переступающий порог новой жизни. Не более того. Он же производил впечатление хищника и если и прятал свою сущность, то лишь на короткое время, не слишком усердствуя. Пытаясь вспомнить его лицо в подробностях, я хмурилась и ела медленнее.
– В четыре часа состоится собеседование. Настя, прошу тебя явиться в библиотеку без опоздания, – закончив обед, поднявшись со стула, объявила бабушка.
– А какое?.. Зачем?.. – спросила я, удивленно приподняв брови. Само слово «собеседование» было для меня чужим и пугающим. Оно ассоциировалось с паникой, стыдом и икотой. Я представила трех тощих злобных престарелых дам в очках, настойчиво мучающих меня каверзными вопросами, и замерла, с опаской ожидая ответа.
– Приедут преподаватели из частной школы, я хочу, чтобы они оценили уровень твоих знаний. Ты – Ланье, а значит, должна получить самое лучшее образование, – четко и надменно произнесла Эдита Павловна.
По ее тону чувствовалось, что она не потерпит возражений, да я бы и не осмелилась перечить, к тому же речь шла о моих мозгах и, соответственно, о моем будущем.
– Упекут теперь тебя далеко и надолго, – радостно прокомментировала Лера, после того как бабушка поднялась на второй этаж. – Будешь грызть гранит науки двадцать четыре часа в сутки под надзором каких-нибудь пакостных ученых дур и, конечно, станешь самой умной! – Она захихикала, отчего сережки-висюльки в ее ушах подпрыгнули и закачались. – Прими мои соболезнования, сестричка. – Лера отодвинула тарелку, сцепила руки перед собой и медово добавила: – Но ты не должна сердиться на бабулю. Ты же понимаешь, нельзя ввести в общество человека, знающего только, как доить коров и разводить кур. Это позор.
«Мой сын слишком хорош для тебя. Пройдет время, он окрепнет, получит образование, займет достойное место в бизнесе своего отца и только тогда выберет себе жену. И уверяю тебя, он выберет достойную девушку из хорошей семьи, а не голь перекатную, читающую по слогам!» – Мне вспомнились слова матери Павла, и колкости Леры пролетели мимо… Даже если меня действительно упекут «далеко и надолго», что ж, пусть так… Я буду хорошо учиться. И, да, стану самой умной. И докажу всем… Нет, не всем… Не нужно ничего доказывать… Некому уже доказывать… Или стану! И докажу!
– Я всегда мечтала получить хорошее образование, – спокойно ответила я. – И конечно, буду благодарна бабушке, если она даст мне такую возможность.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – блеснула карими глазами Лера. – Учиться можно и здесь – школ полно, но тебя отправят куда подальше. Не слишком-то ты нужна!
Не удостоив двоюродную сестру ответом, я встала и направилась в свою комнату. Мой нос был гордо вздернут, а на губах играла загадочная полуулыбка, будто мне известно гораздо больше, чем полагает некая Валерия Ланье, будто я уже сейчас умнее в сто раз. Это далось нелегко, но я держала спину ровно и надеялась на лучшее.
В библиотеку я явилась без опоздания. За круглым столом сидели две брюнетки и Эдита Павловна. В темно-синих деловых костюмах мои будущие мучительницы выглядели сдержанно и строго. «Ох, упекут меня, упекут…» – нараспев подумала я и попыталась вспомнить, чему нас учили в школе. Но вряд ли во время летних каникул в голове хотя бы одного ребенка удастся отыскать хотя бы одно внятное определение или правило… И я не была исключением – мысли вертелись юлой, и, как назло, на первый план выступала всякая глупость о тех же самых коровах, курах, огурцах и патиссонах.
– Я оставлю вас, – сказала бабушка, и на ее лбу образовались две глубокие морщины, которые, наверное, предназначались мне. «Надеюсь, за тебя краснеть не придется», – говорили они, отнимая у меня часть боевого настроя.
Эдита Павловна вышла, а меня проткнули насквозь два острых взгляда. К сожалению, дороги к отступлению не было, я вежливо улыбнулась и запоздало произнесла:
– Добрый день.
– Добрый день.
– Присаживайтесь, Анастасия.
Я старалась отвечать на вопросы внятно и развернуто, желая продемонстрировать уверенность и наличие нормального словарного запаса (а то некоторые сомневались, что он у меня есть), но часто путалась, сбивалась и терялась. Задачки вообще повергли меня в ужас, я даже не знала, с какого бока к ним подступиться, вопросы на логику осилила лишь процентов на тридцать, зато уж чем я точно могла похвастаться, так это познаниями в области литературы. Когда я встала и громко выдала стихотворение Некрасова «О письма женщины, нам милой!», одна из преподавательниц явно перестала дышать, а затем принялась что-то записывать в блокнот, видимо, свои соображения по поводу моего выступления. И записывала она их довольно долго.
После собеседования состоялось совещание с Эдитой Павловной, на которое меня не пригласили. Да я бы и не смогла выдержать суровую правду о своих познаниях – покраснела бы, побледнела и сбежала обратно в деревню. Потом мне сообщили, что бабушка ждет меня в своей комнате. Готовясь услышать приговор, я торопливо выпила чай в столовой, сделала нервный круг по залу и направилась к лестнице. С одной стороны, мне нечего было терять, с другой – неизвестность пугала.
– Твое отставание, увы, слишком велико, впрочем, это неудивительно… мы примем меры и исправим ситуацию… я собираюсь вложить достаточно средств в твое образование и надеюсь, ты меня не разочаруешь… не надо, Настя, меня разочаровывать, не надо… у тебя есть математические способности, но они находятся в зачаточном состоянии… плюс стоит только по литературе… – Эдита Павловна с царственной осанкой сидела в кресле и обрушивала на меня раздражение, холодность и негодование. Морщин на ее лице добавилось, голос стал скрипучим, а каждое слово казалось осколком, летящим в мою сторону со скоростью света. Я превратилась в мышь и автоматически вжала голову в плечи. – Ты повторишь курс, пройденный в этом году, естественно, с более насыщенной программой… за три года из тебя сделают высоконравственного и образованного человека, и я смогу гордиться своей внучкой… школа находится в пятидесяти километрах от Москвы, и это – очень престижное заведение, где учатся дети достойных людей… уверена, ты справишься, и мне не придется краснеть из-за твоего поведения или оценок…
