К XVII веку подобные практики в европейских странах – современниках Московской Руси – уже понемногу отмирали. По наблюдениям Дж. Коя, муниципальный суд Ульма в XVI веке угрожал членовредительством тем, кого изгонял из города, но редко приводил угрозы в исполнение. В том же русле находится приведенный У. Рублак запрет на клеймение людей в имперском законе 1551 года и ее наблюдение, что все же эта практика продолжалась, хотя и редко. Ван Дюльмен соглашается с этим: «Это применялось не так часто, как мы можем подумать… Подобным наказаниям подвергались в основном представители низших слоев общества». В середине XVI века во Франции в судебной практике начался переход от членовредительства к клеймению, а клеймение лица стало уступать место прижиганию на плече. Но в польских городах магдебургского права клеймение продолжало применяться, особенно к тем, кого изгоняли из города. Даже до XVIII века клеймение и в меньшей степени членовредительство время от времени упоминаются в европейских странах, но область их применения, как правило, сокращалась по мере того, как с усилением в Европе чувствительности ухудшалось отношение к подобным жестокостям и развивались другие виды наказания, такие как тюремное заключение
[690]. Но в России, где ссыльные жили в пограничных землях огромной империи, клеймение служило задачам государства по их идентификации и контролю над ними, а сворачивание практики членовредительных наказаний обеспечивало сохранение их трудоспособности.
Глава 12. Петр I и наказание
В 1718 году Петр Первый обрушил свой гнев на преступников на улицах Петербурга: «Бывает много беглых солдат и матрозов и прочих воров, которые себе квартир не имеют, от которых бывает воровство и смертное убивство, а больше живут на кабаках и в торговых банях, на рынках, и в харчевнях… того ради объявляем всем, кому о том ведать надлежит, чтоб никто без явнаго свидетельства никаких бы гулящих людей в домы к себе и в вышеупомянутые места, как пробьют зорю, ночевать не пускали, и в работу… без поручных записей отнюдь не наймовали… и за то тем людям учинено будет наказание, биты будут кнутом и сосланы на каторгу… А ежели… будут кричать караул, и кто в то время тут случится или оной крик услышит: оным людям, которые будут кричать караул, чинить вспоможение… ежели по свидетельству на оных показано будет, что от них неспомогательства явится какое смертное убийство или иное какое злобство, от чего Боже сохрани, и тогда оные, которые драку видели и тот их крик слышали, повинны отвечать, якоже сами убийцы и злодеи»
[691].
Петровские законы часто звучали дидактично и эмоционально. «От чего Боже сохрани», – думает он. Как правитель Петр без колебаний карал тех, кто совершал преступления против его народа и государства.
Историки критически восприняли петровское наследие в области судебных наказаний. Некоторые из них утверждали, что административные и судебные реформы начала XVIII века привели к формированию практики доносительства и зверской жестокости
[692]. Поскольку в Европе общественное мнение склонилось в XVIII веке к осуждению телесных наказаний, их сохранение в России выглядит в глазах современников и историков нашего времени как проявление отсталости. В этой главе рассматривается, как реформы по созданию «регулярного полицейского государства» сказались на практике телесных наказаний. Для этого мы привлекли корпус из семидесяти пяти дел, уже анализировавшихся в связи с рассмотрением процедуры судопроизводства в главе 8. Эти дела относятся к периоду с 1699 по 1727 год и происходят из разных частей страны. Однако наиболее значительная группа из 55 дел, по большинству из которых было вынесено решение, – из суда Арзамасского уезда и других средневолжских судов. Разбор этих случаев показывает, что в наказании большинства преступлений петровские судьи были не более и не менее свирепыми, чем судьи предшествовавшего периода. Если Петр за что и заслуживает репутацию изувера, то за то, как он карал наиболее тяжкие преступления, о чем речь пойдет в главе 18. Поскольку Соборное уложение оставалось действующим судебным кодексом, система присуждения наказаний в большинстве случаев вполне ожидаемо повторяла практику московского периода.
Петровские юридические воззрения на наказание
В ходе петровских реформ уголовному законодательству было уделено особое внимание, однако в том, что касается форм наказаний, поменялось не так уж много
[693]. Артикул воинский 1715 года на первый взгляд ужесточает систему наказаний. Были введены новые типы телесных наказаний и смертной казни: расстрел расстрельной командой, прогон сквозь строй (технически не являясь смертной казнью, эта мера применялась к военным преступникам: рекрутам-дезертирам, участникам драк, – а также за серьезные правонарушения в вопросах веры), а также подвешивание за ребра. Будучи заимствованы из европейской практики, они вводили публичные ритуалы покаяния за определенные виды преступлений. Однако ни эти новые виды наказаний, ни покаяния не применялись в светской юридической практике. Встречаются даже случаи смягчения наказания, как в указе 1723 года, изменившем меру наказания за фальшивомонетчество. Теперь фальшивомонетчикам не вливали расплавленный металл в горло, а просто отрубали голову «для скорой смерти»
[694].
В дополнение к этому в Артикуле воинском осталось много старых идей и практик. Так, сохраняется представление, что наказание отвращает от совершения преступлений (арт. 24, 137); различные наказания предусмотрены за убийство намеренное, непредумышленное и по неосторожности или вследствие несчастного случая (арт. 158–159); оправдывается убийство при самозащите, но повышены требования по доказательству самозащиты (арт. 157). Артикул следует Новоуказным статьям 1669 года в смягчении наказаний при детском возрасте и умственной неполноценности (арт. 195) и продолжает заданную ими тенденцию (в отличие от Соборного уложения) наказывать более строго преступления, совершенные в состоянии опьянения (арт. 43). В этом памятнике эксплицитно обсуждаются практики, до этого явно не артикулированные: судьям позволяется проявлять гибкость при определении наказания в зависимости от преступления и «состояния» (социального статуса) обвиняемого (арт. 145, 154, 164, 167–170, 176, 202–203) и умеренность – в жестокости четвертования и пытки (арт. 124). Поднимаются новые вопросы, например о трудности доказать изнасилование и о мере ответственности мужчины за нежелательную беременность (арт. 167–168, 176); вводятся такие общие понятия, как «преступление» и «преступник» (арт. 189–190)
[695]. Хотя Артикул воинский не применялся в гражданских судах, его текст свидетельствует о более высоком уровне правовых знаний в судах начала XVIII века.
