По мере того как росла система ссылки и каторги, развивались и стратегии маркировки преступников. Как показано в главе 11, к концу 1690-х годов применялись клейма с очертаниями орла, такие слова, как «вор» и «тать», и даже названия сибирских городов. Указ 1703 года просто говорит «запятнать в щеку», не конкретизируя, какая щека и какое клеймо; указ 1704 года упоминает «новые пятна». И в дальнейшем используется терминология прижигания кожи каленым железом, но в некоторых описаниях появляются и пороховые наколки. Клеймо обезображивало, но не лишало трудоспособности; оно выделяло человека, совершившего тяжкое преступление. То, что клеймение служило семиотической системой, хорошо видно по изложению Ивана Посошкова. Он рекомендовал «наказание весьма жестокое учинить» дающим ложные показания, а затем «знак не токмо на руке, но и на лице положить такой, чтоб он всем людем знатен был, что он лжесвидетель, и никто б ему не верил». Сходным образом преступника, явившегося с повинной, он советует заклеймить на щеке и на руке, «чтоб всяк мог ево знать, еже был он самой явной вор и покаялся»
[708].
Изуродование путем вырывания ноздрей вместо клеймения (или вместе с ним) пополнило арсенал членовредительств, принятых в московскую эпоху. Этот способ, известный в византийском праве, был предусмотрен Соборным уложением за продажу и курение табака, но случаи его применения не фиксируются до петровского времени. Корб сообщает, что некоторые стрельцы, схваченные после восстания 1698 года, избежали смертной казни из-за их юности – вместо этого их сослали, отрезав уши и ноздри. Похожим образом, по указу 1705 года преступники, достойные смертной казни, кроме убийц и бунтовщиков, освобождались от умерщвления, но отправлялись на вечную каторгу – с вырезанными ноздрями; если же их отправляли на каторгу на фиксированный срок, то ноздри таким осужденным не вырезались – им только ставили клеймо в виде буквы «веди» (от «вор»)
[709].
Урезание ноздрей в петровское время сделалось излюбленным способом нанесения телесных отметин. В комбинации со ссылкой таким наказанием грозили в 1718 году тем, кто рубил корабельные леса. Указ 23 февраля 1720 года заменял отсечение пальцев, предусмотренное Артикулом воинским за ложную присягу, на вырезание ноздрей; Генеральный регламент назначает вырезание ноздрей с последующей ссылкой за прием взяток, составление ложных рапортов и кражу официальных бумаг
[710]. Артикул воинский содержал также ряд членовредительных наказаний в духе талиона, но они редко применялись для наказания гражданских преступников
[711].
Много внимания в петровских указах уделялось задаче сделать наносимый дефект постоянным; подчеркивалась необходимость (в 1705 году) натирать выжженное клеймо порохом, «чтобы те пятна… были знатны по смерть их». Особенно свирепый закон 15 ноября 1723 года предписывал, что ноздри следует вырезать до кости, чтобы кожа не отросла и не скрыла этого знака. Такие законы явно преследовали цель контролировать перемещения осужденных. Если арестовывали человека с клеймом и без ноздрей, его преступное прошлое легко читалось на его лице. К сожалению, амнистии ноября 1721, 1725 и 1726 годов не позволяли ссыльным, имеющим клеймо или вырванные ноздри, вернуться в европейскую Россию; их освобождали, но оставляли жить в Сибири. Столь неполные амнистии могут отражать неспособность государства защитить отмеченных таким образом людей от ареста; или в них могло выразиться отвращение к их внешнему виду. Несомненно, такие меры позволяли подданным Русского государства, жившим вне зоны ссылки, избежать наглядного знакомства с жестокостью его правоохранительных практик. Между тем тогда же, в XVII и XVIII веках, правительства европейских стран упраздняли подобные практики, руководствуясь гуманистическими и сентиментальными идеями, а то, что в России и в XIX веке продолжало применяться обезображивание тела преступника, стало одним из факторов ее восприятия европейцами как «отсталой». После Петра I русские законодатели сделали несколько робких шагов в сторону ослабления жестокости. Уже в 1728 году была подвергнута сомнению правомерность применения пытки и в конечном счете телесных наказаний к несовершеннолетним; в 1757 году отменены клеймение и вырывание ноздрей у женщин, потому что «женска пола колодницы… побегов и воровства чинить не могут», в отличие от мужчин. В конце концов в 1785 году русское дворянство и горожане были освобождены от телесных наказаний
[712].
И все же Россия продолжала делать ставку на систему ссылки, и это заставляло ее разрабатывать пути контроля над закоренелыми преступниками. Поэтому клеймение продолжалось весь XVIII век, развиваясь в семиотическом плане. Так, в 1762 году букву «в» («вор») поставили на лице фальшивомонетчика, в 1780 году – «у» на лбу убийцы; в 1782 году – «л» на правой руке «лжеца», чиновника, совершившего служебное преступление. В 1794 году по двум рукам должны были быть поставлены первые буквы в словах «вор и сочинитель фальшивых ассигнаций». Новое Уложение о наказаниях 1845 года вводило новые клейма: «КАТ» для обозначения каторжного, «Б» – бродяги, «СК» – ссыльно-каторжного, «СП» – ссыльнопоселенца. Практика нанесения телесных отметок лишь постепенно начала подходить к концу с первой половины XIX века под воздействием споров в среде бюрократии, интеллигенции и во врачебном сообществе о ее этичности и полезности. Вырывание ноздрей было запрещено в 1817 году, клеймение же продолжалось до 1863 года
[713].
