Типичная казнь в местном суде за уголовное преступление начиналась с приговора, требовавшего публичности для достижения эксплицитно выраженной цели удержать от повторения преступного действия: «Чтобы… иным таким, на то смотря, неповадно было так делать». Эта фраза встречается в Соборном уложении несколько раз
[769]. Соответственно, местные власти собирали толпу. Как мы уже видели в случае с телесными наказаниями, вердикт часто содержал требование совершить казнь в «торговый день», чтобы как можно больше людей могли ее увидеть. В 1670 году воронежский воевода получил приказ собрать народ на площади у съезжей избы и поставить там помост для казни
[770]. Кроме того, он должен был прочитать осужденному «сказку» с перечислением его преступлений перед казнью, так, чтобы всем это стало известно. Когда Иван IV казнил видного приказного деятеля дьяка И.М. Висковатого в 1570 году, согласно позднейшей описи судебных дел, его «вины» были ему прочитаны; в практике правоприменения один из ранних подобных случаев датируется январем 1622 года, когда, по донесению воеводы, он повесил человека, «сказав ему его воровство и измену». В смертном приговоре 1637 года в Курске эта практика представлена в подробностях: из Разрядного приказа воеводе поручили, чтобы он «у казни велел сказать всем людем вслух, чтоб всякие служилые, и жилетцкие, и уездные люди жили смирно, розбою б, и убивство, и татьбы, и иново б никакова воровства меж ими не было, а которые люди учнут воровать: розбивать, и красть, и людей побивать, или иным каким воровством воровать, и тем быть кажненым такою ж смертною казнью. И они б, всякие люди, то наш указ и боярской приговор ведали и, на такую смертную казнь смотря, ото всяково дурна остерегались»
[771].
К петровскому времени публичные объявления распространились уже за пределы собственно места казни. В 1699 году, например, в смертный приговор выборным земским и таможенным служащим, виновным в даче и приеме взяток, было включено предписание «объявить во все городы и села и волости» «земским и таможенным и кабацким бурмистром и мирским людем», что за подобное лихоимство им также «быть в смертной казни без пощады». В пространном приговоре 1726 года, согласно которому двух комиссаров и подьячего повесили за взяточничество, судья дал указание не только прибить вердикт к виселице, но и «напечатав, разослать… во все губернии и провинции… и велеть о том для всенародного известия публиковать, и, как в городах, и в знатных селах и деревнях прибить листы»
[772]. Момент совершения казни давал государству возможность для особенно широкого транслирования своих законов.
Места для совершения казни были тщательно подобраны: это городские площади в торговый день – для максимальной публичности; места за городскими стенами – чтобы отделить город от скверны, присущей как преступнику, так и процессу наказания; городские ворота – чтобы внушить трепет каждому, кто будет проходить под ними; или места, символически связанные с наказываемым преступлением
[773]. В Москве XV–XVI веков казни происходили в различных местах, например «на Москве на реце, пониже мосту» в 1492 году. В 1547 году человека казнили «на лугу за Москвою рекою против города», а в 1555 году много народу было казнено «на Пожаре… по рву, где ныне храмы стоят, от Фроловского мосту до Никольского»
[774]. В феврале 1685 года место «торговой казни» было именным указом перенесено от пространства перед Московским судным приказом в Кремле на площадь «за Спасскими воротами в Китае… против рядов», другими словами, в общем, на то же место, которое упомянуто в описаниях казней 1555 года, на современной Красной площади. Таким образом, казни совершались возле Лобного места, круглой платформы, использовавшейся для провозглашения правительственных объявлений и религиозных церемоний
[775].
В законах часто подчеркивалось, что казни должны происходить в символически заряженных точках, связанных с преступлением. Уже в 1537 году дети боярские князя Андрея Старицкого были повешены вдоль Новгородской дороги, по которой они шли с ним к Новгороду, что было расценено как заговор и измена. Губные грамоты второй половины XVI века указывали, что вора-рецидивиста («ведомый лихой») следует «повесити в тех местах, где которого татя поимают с татбою»; в 1615 году князь Д.М. Пожарский получил приказ повестить литовских лазутчиков вдоль дороги, ведущей в Великое княжество Литовское; в 1631 году псковскому воеводе было велено вешать каждого, кого поймают за незаконной продажей соли за рубеж, на том самом месте, где его поймают или где он торговал. Новоуказные статьи 1669 года возбраняют преступников «на пустых местах… вершить». Точно так же и в петровских указах предписывалось «воров» «вешать в тех же местах, где будут пойманы и воровали и станы держали»
[776].
