Данные о смертных казнях по уголовных делам говорят о том, что сакральные и ритуальные элементы применялись лишь в небольших дозах. Осужденным давалась духовная поддержка. Собирали людей, и перед ними и перед осужденным оглашались совершенные им преступления. Власть не всегда предоставляла смертникам полный срок, отведенный на покаяние; в источниках нет указаний на организацию зрелищных ритуалов. Должностные лица на местах явно были осведомлены, какую опасность для них представляет «учинить государеву делу поруху» задержкой, и поэтому предпочитали выполнение приказов изобретению сложных ритуалов.
И, быть может, именно в этом заключался ужас, производимый казнями в Московском государстве. То обстоятельство, что судья мог вынести приговор и привести его в исполнение в течение одного дня, или недели, или нескольких недель, могло вызвать тот «террор» в государстве, которого западноевропейские страны добивались посредством усложненного ритуала «зрелища страдания». Принимая во внимание, что контроль государства над обществом пространной империи осуществлялся при помощи немногочисленной бюрократии, возможно, скорые и жестокие удары царского праведного меча правосудия лучше всего передавали могущество государства и были лучшим средством для обеспечения выполнения воеводами своих обязанностей. Но для преступников высшего разряда – изменников, ведьм, еретиков и раскольников – судьи Русского государства в течение XVII века устраивали все более жестокие казни со все более усложнявшимся ритуалом, разом претворяя в жизнь легитимность государства и демонстрируя благоволение царя в деле очищения сообщества от злодеев и злобных духов.
Глава 14. Наказание тягчайших преступлений в долгом XVI веке
В 1379 году один из знатнейших московских бояр Иван Васильевич Вельяминов был казнен за измену: «Мечем потят бысть на Кучкове поле у города у Москвы повелением великого князя Дмитреа Ивановича. И бе множество народа стояще, и мнози прослезиша о нем и опечалишася о благородстве его и о величествии его». В 1474 году боярин князь Даниил Холмский дал клятвенную запись о верной службе, в которой признал, что «осподарь мой князь велики и его дети надо мною по моей вине в казни волен». Около 1589 года английский дипломат Джильс Флетчер передал историю, которую ему рассказали об Иване IV, впоследствии известном как «Грозный»: тот приказал схватить за «поборы и взятки» одного дьяка, который между прочим «принял жареного гуся, начиненного деньгами. Его вывели на торговую площадь в Москве, где царь… спросил у палачей своих, кто из них умеет разрезать гуся, и приказал одному из них сначала отрубить у дьяка ноги по половину икр, потом руки выше локтя… и, наконец, отсечь голову, дабы он совершенно походил на жареного гуся»
[806].
Эти три цитаты позволяют нам переключиться от изучения смертной казни за уголовные преступления к высшей мере наказания за наиболее тяжкие проступки; вместе с тематикой мы должны несколько изменить и методику аргументации. Теперь необходимо будет делать больший упор на интерпретацию данных, так как меняется и характер источниковой базы. От долгого XVI века (от Ивана III [правил в 1462–1505 годах] до конца Смутного времени, примерно 1598–1613 годы) судебные дела не сохранились; имеется некоторое количество документальных источников: поручные и клятвенные записи, опись царского архива, – но бóльшую часть сведений мы черпаем из нарративных памятников, летописей и записок путешественников. Использование летописей представляет определенную проблему, они полны литературных топосов и политических тенденций, но в то же время в них можно увидеть следы подлинной судебной процедуры и организации наказаний. Как уже отмечалось, к описаниям путешествий необходимо подходить критически, однако в какой-то части они представляют собой свидетельства очевидцев и могут открыть некоторые неизвестные моменты. В этой главе мы постараемся показать, что в течение всего долгого XVI века насилие, практиковавшееся при Иване Грозном и во время Смуты, было скорее исключением, лишь подтверждавшим правило: в обычные времена и смертная казнь, и различные виды телесных наказаний, сколь бы ужасающими они ни были сами по себе, применялись в соответствии с принятыми правовыми нормами и установленным порядком в качестве легитимного насилия, спорадически смягчаемого проявлениями милости.
Наитягчайшие преступления в долгом XVI веке
Когда заходит речь о XVI веке, прежде всего вспоминают Ивана Грозного (годы правления 1533–1584), хотя он сам и его насильственный стиль правления были исключением. Пока Грозный не взял власть в свои руки (а это произошло лишь в начале 1560-х годов), правители расправлялись с наитягчайшими преступлениями с помощью судебных процедур и карали их наказаниями разной степени тяжести. Как все правители, великие князья московские (титул «царь» был принят только в 1547 году) решительно выносили приговоры за то, что в их представлении было изменой, в том числе смертные, если считали это подходящим наказанием. Фрагмент из летописи XVI века, который приведен выше, описывает обезглавливание 1379 года. Сообщение более ранней летописи весьма лаконично («на Кучкове потяша на Москве Ивана Васильевича»), но в приведенной цитате добавлены подробности: его казнили «повелением великого князя», присутствовало «множество народа»
[807]. Эти детали отражают представление XVI века о том, что значит казнить по закону (по приказу правителя) и как надо проводить казнь (должно присутствовать множество людей).
С конца XV века в источниках появляются упоминания о проходящих по всем правилам судах по делам о наитягчайших преступлениях. Дела еретиков разбирали на соборах при участии великого князя, митрополита, епископов и других иерархов. Сохранившиеся протоколы («судные списки») фиксируют обвинительный процесс и отсутствие пыток, хотя Д. Голдфранк отметил, что и к пытке порой прибегали. Приговоры таких государственно-церковных соборов часто объясняли отсылками к «канонам святых отцов» и византийскому праву (градскому закону)
[808]. В светских судах следствие и суд тоже велись согласно установленной процедуре. В летописях сообщения о наказаниях за наитягчайшие преступления часто предваряются словом «сыскав», то есть «проведя расследование». Подозреваемых могли отправить в Москву на прием к великому князю или его приближенным, и тогда приговор издавался от имени великого князя
[809]. Во вставках XVI века в более раннюю летопись упоминается должная процедура для легитимизации казни 1490-х годов, когда шла политическая борьба между сыном и внуком Ивана III: «Сведав то и обыскав князь великий Иоанн Васильевичь злую их мысль, и велел изменников казнити». Летопись рассказывает, как Иван III допрашивал представителей мятежной новгородской верхушки в 1471 году и так же, лишь после допроса, покарал вятских мятежников в 1489 году. В 1510 году Василий III вызвал мятежных псковитян на свой двор на суд. Мы читаем, как Иван IV заставил бояр допросить князя Семена Ростовского о его попытке бежать в Великое княжество Литовское в 1554 году и как царь советовался с боярами перед вынесением приговора: «По его [Ростовского] делом и по его словом осудил его казнити смертию»
[810].
