В 1530–1540-х годах начались боярские столкновения, которые проходили жестоко и даже с убийствами: шла борьба за власть и за родство через брак с Иваном IV. Несколько бояр были убиты – безрассудный шаг в политике, где все определяли отношения кланов и могла разгореться бесконечная вендетта. Подобное насилие – знак того, что система вышла из-под контроля. Равновесие вернулось только после умиротворяющих пожалований (боярских чинов и связанных с ними окладов, кто-то породнился с правящей семьей и пр.), когда наступило совершеннолетие Ивана
[811]. Рассказывая об этих хаотичных десятилетиях, летописи с трудом поддерживают иллюзию развертывания божественного плана (они намекают, что бояре были убиты по приказу правителя или регента) или же списывают все на дьявольский соблазн
[812]. Летописи осуждают бояр за самосуд, аресты, избиения или убийства противников «без великого князя веления» или «своим самовольством», согласно существовавшим правилам, которые временщики нарушали. В 1538 году бояр обвиняли в том, что из них «всяк своим [т. е. об интересах своих семей. – Примеч. авт.] печется, а не государьскым, ни земьсским [sic! – Примеч. авт.]». Одного боярина порицали за неучастие в советах царя, что подчеркивало центральное значение думы и права давать правителю совет. Один летописец оставил зловещую запись: «И начаша баяря меж себя держати советы, и бысть мятеж велик на Москве»
[813]. Авторы летописей считали, что государственное насилие должно реализовываться только через предписанную процедуру и по законам великого князя.
Действительно, за междоусобными спорами 1530–1540-х годов судебное расследование политических преступлений продолжало работать. Проходили суды, и велось следствие по политическим делам. Сохранились данные о показаниях в процессах против бояр, расследованиях бегства в Литву, суде по обвинению в «слове и деле» и церковно-государственных судах над еретиками. В интересном, но спорном источнике описано, как Иван Грозный лично допрашивал русских, вышедших из крымского плена. Царь следовал нормам проведения розыска: сначала устный допрос, затем допрос перед инструментами пытки, затем угроза пытать, затем допрос под пыткой. К сожалению, источник не датирован, и происхождение его неизвестно
[814]. Михаил Кром показал, что до совершеннолетия царя бояре и канцелярия вели работу судов от имени правителя
[815].
Измену и ересь карали по-разному, в зависимости от общественного положения и степени вины. Вот как, например, поступили с новгородскими противниками Москвы в 1471 году: зачинщиков казнили, но менее важных участников переселили в центральные районы или посадили в тюрьму. В деле об измене 1491 года некоторых обвиненных казнили, других отправили в заключение. В 1504/05 году еретиков сжигали
[816]. Когда в 1537 году арестовали князя Андрея Старицкого, он и его семья были заключены под стражу, его бояре – приговорены к смерти (затем биты кнутом, помилованы и заключены в тюрьму), а дети боярские – повешены
[817]. Д. Голдфранк утверждал, что в течение XVI века наказания за ересь изменились от казни к тюремному заключению. Так в 1553–1554 годах обошлись с Матвеем Башкиным, старцем Артемием, дьяком Иваном Висковатым и др.
[818]
Даже в период до совершеннолетия Ивана Грозного (1530–1540-е), в период шокирующих убийств бояр, группы противников избегали жестокости, отправляя соперников в тюрьму или в монастырскую ссылку. Заключение – испытанный метод, которым пользовались средневековые правители всей Европы, в том числе, например, короли франков
[819]. В Московском государстве смещенных церковных иерархов часто отправляли в ссылку в монастыри, а не казнили: в 1480 году в ссылку отправили новгородского архиепископа Феофила, в 1538 году – митрополита Даниила, а в 1542 году – митрополита Иоасафа
[820]. Сестру князя Ивана Овчины-Оболенского насильно постригли в монастырь в 1538 году, а многие бояре попали в тюрьму в Кремле или отправились в ссылку в Белоозеро – некоторые там и скончались, а кое-кто вернулся, когда погода при дворе изменилась
[821]. Подобным же образом неугодные Москве татарские князья попадали в заключение в Кирилло-Белозерский монастырь и выходили оттуда, когда оказывались полезными для налаживания отношений с Казанью. В 1534 году князь Иван Михайлович Воротынский, напрямую вовлеченный в побег двух бояр в Великое княжество Литовское, был не казнен, а посажен под замок. Через год он скончался там же, в заключении. В 1554 году князя Семена Лобанова-Ростовского, который признался в попытке бежать к польскому королю «от убожества и от малаумьства», приговорили к смерти, затем простили и сослали в Белоозеро
[822]. Все эти способы ограничивали санкционированное государством насилие.
