Постепенно Церковь оставила надежду вернуть в свое лоно самых упрямых. Несколько отступников, отрекшихся от ереси на соборе 1666 года, вернулись в раскол уже к 1680-м годам. Например, Никита Добрынин Пустосвят был судим несколько раз за противоборство реформам Никона, и его лишили сана в 1660 году. Пустосвята судили на соборе 1666 года, он раскаялся, но мы снова встречаем его среди раскольников в июле 1682 года, когда он вел публичный диспут с патриархом и царевной Софьей. Царевна объявила его верования тем, «чего и в мысль взять невозможно», «гнилыми» и «поносными» словами», его самого – еретиком и вынесла смертный приговор. Добрынина быстро казнили
[933]. В отличие от него Аввакум так и не отрекся от раскола и уже в 1653 году был сослан в Сибирь. В 1664 году он вернулся в Москву, но отказался отречься и отправился в новую ссылку. Даже в ссылке он упорствовал в своих убеждениях, а в мае 1666 года отказался покаяться на соборе. В 1667 году вызванные на новые заседания собора Аввакум, Никифор, Лазарь и Епифаний были судимы в Боярской думе. Один источник сообщает, что в ходе этого разбирательства Аввакум претерпел пытку – семьдесят ударов кнутом. В августе всех четверых приговорили к ссылке на Пустоозеро, причем у Лазаря и Епифания урезали языки, чтобы не дать им проповедовать (Аввакуму язык оставили по милости царя). И в ссылке не оставившие свои убеждения Аввакум и другие сосланные на Пустоозеро староверы были приговорены к казни на костре в 1681 году
[934].
Общественное положение защищало староверов лишь условно. Жена важного боярина Феодосия Морозова, упорная противница реформ, неоднократно подвергалась гонениям в 1660-е и 1670-е годы и не желала отречься. Личные связи с царем Алексеем Михайловичем спасли ее от казни, но не от ссылки и смерти в заключении. Другие высокородные женщины, поддержавшие раскол, тоже отказались отречься и умерли в заключении, в том числе сестра Морозовой Евдокия и Елена Хрущева
[935].
В духе указов 1667 и 1684 годов и до конца века жесточайшее наказание ожидало самых упорных раскольников. В 1671 году подьячего обвинили в составлении еретических книг, пытали и приговорили к обезглавливанию, а в 1677 и 1683 годах в светских судах разбирали дело старца Варлаама. Новгородский воевода отправил его в Москву, где его несколько раз допрашивали, видимо, без пыток, но все же Варлаам отказался отречься. Его приговорили к казни в родном городе, в Клину, если он не отречется в последнюю минуту. Варлаам держался своей веры и был сожжен 24 октября 1683 года
[936].
В 1682–1683 годах пытку применили в новгородском деле, начатом по инициативе митрополита. Речь шла о создании раскольничьих книг. Несколько человек на допросе показали на Якова Калашникова. Его допросили в церковном суде и, посоветовавшись с Москвой, передали в светский суд Новгородского приказа в Москве. Там он не раскаялся, но сознался, что придерживается старой веры. В бумагах по его делу нет указаний на пытку. Цари, правительница Софья и Боярская дума приговорили его к смерти через сожжение, однако в приговоре было указано, что на месте казни следует сначала пытать Калашникова, чтобы узнать о других отступниках. Его вернули в родной город Дмитров, подвергли предписанной пытке кнутом и встряской на дыбе, а потом сожгли. Яков не выдал никакой новой информации. Также в 1683 году в Пскове церковный суд начался с устного допроса двух горожан, заподозренных в расколе. Затем их передали светской власти для пытки. Они не только получили сто ударов, но и подверглись пытке огнем и дыбой. Воевода отправил доклад в Москву, и одного горожанина было приказано сжечь, а второго, отрекшегося от ереси, заключить в монастырь на покаяние. Вся жестокость законов 1684 года видна в деле, датирующемся концом того же 1684 года, когда за принадлежность к расколу женщину сослали на Кольский полуостров. Среди обвинений в ее адрес был отказ посещать православные службы, богохульство, оскорбление священников и религиозных предметов. Женщину пытали: двадцать пять ударов и три встряски, но она не отреклась. Ее приговорили к сожжению перед людьми, «чтоб иным не повадно было таких неистовых богохулных речей говорить»
[937].
Другое дело началось как расследование измены: 19 сентября 1687 года донской казак Кузьма Козой подвергся допросу с пыткой перед князем В.В. Голицыным и другими высокопоставленными боярами, но показания быстро выявили, что Козой – старовер. Под пыткой битьем, встрясками и огнем он выдал других раскольников, а также своих учителей. 25 сентября, почти умирая от пыток, он отрекся от своих заблуждений и попросил исповедаться перед смертью. Но 30 сентября допрос продолжился, хотя на этот раз пытка не отмечена в источниках. Это дело привело к розыску новых обвиненных в расколе, в том числе бывшего атамана донских казаков и еще пятерых человек. Все они были допрошены с пыткой и в мае казнены в Москве
[938].
Преследование религиозных отступников показывает, что Церковь и государство предпочитали сохранять жизнь обвиненных. В 1689 году глава Пскова получил из Москвы приказ не пытать подсудимого, «буде он подлинно от расколу возвратился»
[939]. Раскаяние, прощение и возвращение в свой круг – вот чего желала Церковь. Но упорствующих еретиков ожидала смертная казнь, и в нее вкладывали особый смысл.
Ритуалы казни за преступление против веры
Казнь за преступление, в котором не обошлось без злого духа (колдовство, религиозное отступничество), обставлялась более драматичными ритуалами, нежели казнь за уголовное преступление. В приговоры схизматиков обычно включали наказ собрать людей, чтобы зрелище отвратило их от ереси. В 1671 году подьячего признали виновным в составлении еретических книг и приговорили к обезглавливанию «в торговой день при многих людях, сказав ему вину ево». В приговоре, вынесенном Никите Пустосвяту в июле 1682 года, также указывалось, что его смерть должна стать примером, который отвратит остальных. Пустосвята обезглавили на Красной площади. Однако же в указе, повелевавшем казнить схизматиков публично, оговаривалось, что сжигать еретические книги следует тайно. Сохранилось несколько описаний того, как ведьму или еретика привозили на место казни в телеге, вероятно, чтобы осужденного увидело как можно больше людей. Упоминаются казни на Красной площади и на берегу Москвы-реки напротив Кремля – «на Болоте»
[940].
