Хотя в законах предусмотрено время, которое следовало дать подсудимому для раскаяния, но о нем редко идет речь в делах о духовных преступлениях. Исключение – дело 1672 года, когда муромскому воеводе повелели сжечь старца польского происхождения, обвиненного в проповеди антиправославных учений. Однако же если бы после объявления приговора старец отрекся и запросил исповедника, правитель должен был отправить к нему священника и отложить казнь на три дня. Старик отрекся от ереси, и правитель дал ему три дня, а потом отправил на костер. Иногда власти, наоборот, поступали жестче, чем требовал закон. Так, в 1643 году колдуна велено было сначала четвертовать, а потом бросить в огонь: его обвинили в том, что он околдовал невесту царя. Как мы уже говорили, в 1682–1683 годах раскольника Якова Калашникова пытали перед казнью, чтобы заставить его выдать других староверов
[941].
Большинство колдунов и еретиков казнили в огне, хотя исторически с преступлениями против веры было связано и утопление, а некоторых виновных обезглавливали. Кроме уже приведенных выше дел 1671 и 1682 годов, в 1684 году немецкий путешественник Георг-Адам Шлейссингер записал, что не проходит и дня, чтобы не рубили головы староверам, и что он своими глазами видел казнь старика, который отверг предложение Софьи Алексеевны помиловать его в обмен на отречение от старой веры
[942]. Но чаще всего применялось сожжение, причем не на костре: осужденного сажали в сруб, набитый и обложенный сеном. Сохранилось описание 1677 года Йоханна Фриша: «По московскому обычаю, сделанный из дерева, соломы и других горючих материалов». По всей видимости, осужденный залезал в клетку через отверстие сверху или прыгал, как мы писали в начале главы. В 1680 году путешественник Яков Рейтенфельс отметил, что осужденных за ересь «заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда». Ю.Г. Спарвенфельд, посетивший Россию в 1685 году, писал, что видел по меньшей мере две такие казни
[943]. Суровый символизм – огонь уничтожал злых духов, воплощенных в осужденном.
Был ли принят на Руси европейский обычай, по которому осужденных на смерть в огне из милосердия убивали до того, как их полностью поглотит пламя? Мы не можем дать определенный ответ. Л. Ропер пишет, что «в конце XVII века в Аугсбурге большинство ведьм осуждали на “милосердную” и почетную казнь мечом, что по крайней мере избавляло их от прикосновения палача. Тем не менее их тела сжигали на людном месте, чтобы все могли наблюдать за казнью». Б. Ливак и другие исследователи нашли свидетельства в пользу того, что убийство осужденной ведьмы перед сожжением (удавкой или мечом) практиковалось в Испании, Италии, Франции, Шотландии, Германии и Швеции
[944]. От Московского государства сохранилось несколько описаний казней, и в них нет упоминаний о предварительном убийстве колдунов.
Как и в Европе, на Руси казни за преступления против религии должны были уничтожить даже малейшие следы еретика, чтобы не осталось реликвий для его почитателей и чтобы избавиться от злых духов. Например, в октябре 1683 года клинский воевода сообщил, что сжег еретика и, как было приказано, «пепел ево розметали и затоптали»
[945]. В то время как тела казненных за измену светской власти часто оскверняли и (или) выставляли напоказ для унижений; ведьм и еретиков следовало превратить в пыль и развеять по ветру.
Этой же логики придерживались и староверы в своих гарях. Совершая эсхатологический выбор в пользу смерти, а не плена у сил «антихриста», они превращали приготовленный для их сожжения государством сруб в свой личный благословенный огненный гроб. Перед сожжением они запирались в маленьких деревянных зданиях (в церквях, домах, амбарах, банях), которые свидетели называют так же, как избушку для сожжения приговоренных еретиков («сруб» или «струб»). В эти домики члены общины приносили сено и смолу, то есть готовили их так же, как палачи – срубы. В некоторых случаях староверы готовили здание, обложив со всех сторон снопами или даже «порохом, и соломой, и сеном сухим»
[946].
В Европе раннего Нового времени ожидание «доброй смерти» побуждало записывать поведение и «последние слова» осужденного на виселице или на костре и распространять рассказы об этом
[947]. Возможно, это встречалось и в России, но до сих пор обнаружено очень мало данных о таком обычае. Например, в 1606 году «лжецаревич Петр» красноречиво говорил перед толпой, пока палач не положил конец его речам. В другом случае Новоуказные статьи 1669 года призывают судей допрашивать осужденного на виселице, чтобы получить больше информации
[948]. При расследовании дел староверов в делах часто фигурируют инструкции воеводам отмечать, обращался ли еретик или еретичка к толпе, и, если да, записывать, что они говорили. Вероятно, в этом сказалась надежда государства выявить других отступников, надежда Церкви получить отречение или в целом представление о том, что перед казнью человек должен высказаться. В описаниях некоторых казней еретиков упоминаются речи. В старообрядческих текстах говорится, что 1 апреля 1682 года, когда сжигали Аввакума и его соратников, Аввакум сотворил крестное знамение двумя перстами и начал проповедовать, мало того, он утешал одного из горящих с ним страдальцев, а люди, глядя на это, снимали шапки. Вероятно, этот легендарный рассказ отражает представление о том, как должны вести себя мученики в огне
[949].
