Книга Преступление и наказание в России раннего Нового времени, страница 147. Автор книги Нэнси Шилдс Коллман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Преступление и наказание в России раннего Нового времени»

Cтраница 147

Восстание в Устюге Великом развивалось по сходному с курским сценарию. Уже зрело возмущение тяжким налоговым гнетом, когда приезд из Москвы сборщика податей Анисима Михайлова весной 1648 года довел город до точки кипения. Рассказы прибывшего 8 июля купца о восстании в Москве мобилизовали недовольных, и 9 июля вспыхнуло возмущение, направленное против Михайлова, воеводы и его приказных, включая подьячих, против которых в прошлые годы уже инициировались дела о коррупции. Как и в других городах, толпа прокатилась по улицам в поисках своих обидчиков. Михайлов был схвачен и убит на своем дворе, а его тело брошено в реку; двое подьячих спаслись из города бегством. Впоследствии один из них поведал, что, услышав, как колокольни одна за одной начинают бить набат, догадался, что толпа движется в направлении его дома. Он бежал за реку и несколько дней скрывался в лесу.

В ходе розыска, начатого в сентябре 1648 года, расспросу подверглось 4817 человек из 31 волости и стана. Более 100 человек пытали, столь сурово, что пятеро умерли в тюрьме. Из уличенных предводителей бунта четверо были казнены в декабре 1648 года, как и в Курске, в максимально публичных и имеющих символическое значение местах. Одного повесили у слияния Сухоны и Юга, другого на берегу Сухоны, третьего – у главной дороги, ведущей в город. Четвертого повесили у места, где толпа бросила тело Анисима Михайлова в реку. Еще 12 человек были приговорены к смерти, приведены к виселице, где им объявили помилование и замену казни ссылкой. В общей сложности наказанию и ссылке за участие в волнениях подверглось более пятидесяти семей горожан и тридцати стрельцов. Опять мы видим, что санкции были суровыми, но распространялись лишь на малую часть бунтовщиков, а казнили совсем немногих. Обозревая эти и другие волнения в провинциальных городах в 1648 году, Д.А. Ляпин отмечает и другие жесты примирения со стороны государства, как созыв Земского собора и указания воеводам в 1649 и 1651 годах управлять по закону, не угнетать население и не совершать в его отношении злоупотреблений [958].

Н.Н. Покровский подобным же образом назвал примирительным ответ государства на волнения 1648 года в Томске. Развитие событий там шло по уже знакомому сценарию: взбунтовавшиеся жители составили челобитную от всего населения города на притеснявшего их воеводу, было проведено расследование, наказали лишь немногих. Покровский объясняет подобную реакцию Москвы тремя причинами: боязнью новых восстаний, умелым применением общиной обыкновения обращаться к власти с челобитными и признанием государством права на такие петиции [959]. Другим примером сдержанности государства в наказании восставших были события 1650 года в Новгороде и Пскове, где население начало протестовать против резкого роста цен на хлеб в связи с выплатой «сумм за перебежчиков» как части мирного урегулирования со Швецией. Оба города даже в середине XVII века еще сохраняли некоторую автономию, в рамках которой с воеводами сосуществовали выборные должности земских старост. В Пскове недовольство вырвалось на поверхность в феврале 1650 года и вылилось в фактический переход власти от воеводы к старостам. Город выдержал трехмесячную осаду (июнь – август) царскими войсками. В Новгороде восстание началось в середине марта; дом воеводы был захвачен, а дворы богатой верхушки – разграблены. В обоих городах пострадало значительное количество имущества, но убийств было мало. В июле псковские старосты судили как изменников 10 детей боярских и казнили их по обвинению в контактах с осаждавшими.

В Новгороде восстание было быстро подавлено уже в апреле, возможно, потому что там оно не нашло такой широкой поддержки у населения, как в Пскове. Большая часть новгородских восставших была отпущена на поруки. Но замирить Псков правительственным силам удалось, лишь прибегнув к серьезным уступкам. Делегация во главе с коломенским епископом Рафаилом, отправленная в Псков в июле, обещала амнистию в обмен на выдачу главарей восстания. Получив в этом отказ, государство в августе предложило уже полную амнистию без выдачи предводителей. 24 августа, после долгих переговоров с епископом Рафаилом, большинство псковичей целовало крест царю, и восставшие выпустили содержавшихся в заключении воеводу и детей боярских. Невзирая на обещанную амнистию, осенью Москва уже проводила расследование, арестовав главных зачинщиков и отправив их на суд в Новгород. В итоге несколько заводчиков было повешено, несколько подверглось ссылке, но массовых преследований не произошло [960].

Таким образом, в 1648–1650 годах в этих многочисленных восстаниях правительство встретило волну насилия, которое не подрывало основу государственной власти. При всей жестокости бунтовщики в городах последовательно действовали в рамках риторики легитимности: они смиренно обращались к царю, чтобы он защитил их от обид, и рассчитывали на его покровительство. Действуя в рамках заданной роли, царское правительство в ответ посылало следователей, которые проводили обширные расспросы и осуществляли скорое, но умеренное наказание, в котором его право на применение насилия уравновешивалось уважением к представлениям подданных о правосудии. Бунтующие города умиротворялись, восстанавливалась стабильность, а применение силы сочеталось с готовностью идти на компромисс.

Это не означает, что царскому правительству было присуще милосердие в принципе. Если ему удавалось принять меры до того, как восстание становилось достаточно массовым, чтобы обратиться к царю с законной петицией, власть действовала жестко, что и произошло в 1662 году. 25 июля в Москве началось волнение из-за обесценивания медных денег, возмутительного количества фальшивомонетчиков и, как и в прошлый раз, злоупотреблений представителей власти. На этот раз правительство смогло подавить беспорядки и прекратить грабежи всего за один день. События развивались в Москве (где были прибиты подметные письма и начались погромы) и в Коломенском, где в своей загородной резиденции на Москве-реке находился царь. Разгневанная толпа, пришедшая из Москвы, с шумом обступила царя, имея в виду традиционное право обращаться с просьбами к самодержцу, один человек предъявил Алексею Михайловичу одно из подметных писем и потребовал наказания нечестных чиновников. Царь со спокойствием и твердостью отпустил собравшихся, по словам Патрика Гордона, впоследствии генерала: «Царь и кое-кто из бояр порицали их за то, что пришли в таком беспорядке и количестве». Несколько позднее в тот же день пополненная подошедшими из Москвы людьми толпа вернулась в еще большем раздражении, с угрозами и требованиями выдать бояр, но к этому моменту уже подтянулись войска. Они рассеяли толпу, похватав многих, а других загнав в реку, где немало народу утонуло. Гордон сообщает характерную деталь: при известии о беспорядках все население Немецкой слободы (иностранные наемники и купцы, чувствовавшие себя обязанными царю) вооружилось и поспешило «кто на лошадях, кто пешком» на защиту монарха. Котошихин, писавший четыре года спустя, излагает так: «Царь, видя их злой умысл, что пришли не по добро и говорят невежливо, з грозами», «закричал и велел» собравшимся ратным людям «тех людей бити, и рубити до смерти, и живых ловити». Яростная реакция самодержца отвечает модели «праведного гнева» патриархального властителя. Угрожая царю взять дело в свои руки, обращаясь к нему в сильном раздражении, восставшие рисковали потерять свою нравственную правоту, и в данном случае способность государства вооруженной рукой подавить бунт быстрее, чем в 1648 году или, позднее, в 1682 году, решила их судьбу [961].

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация