При этом царь соблюл видимость законности: Алексей Михайлович выпустил Плещеева в сопровождении нескольких стрельцов, священника и палача, словно Плещеева на Красной площади ожидала казнь в соответствии с нормой закона. Однако люди набросились на Плещеева и «притащили его на торговую площадь, где его избили, не оставив живого места, а потом топорами рассекли его, как рыбу, на много кусков, которые, сорвав с них остатки одежды, они разбросали и оставили лежать». Позднее в тот же день, после того как в городе начались поджоги, его голова была оторвана от тела и брошена в костер, та же участь постигла и прочие останки
[1024].
Выдача Плещеева толпе не была частью жестоких бесчинств, бушевавших в те сутки. Она была совершена в соответствии с правилами, известными толпе и царю, но не иностранным свидетелям этих событий. Шведский наблюдатель, к примеру, записал, что царь «выдал Плещеева… уступая требованию толпы, но неохотно и против своего желания», и это, несомненно, было именно так. Однако, как бы ни хотел Алексей Михайлович избежать этого, он помнил о взятых на себя обязательствах и пошел на уступки в этом кровавом спектакле, выдав Плещеева толпе «головою», как сказано в русских источниках. «Выдать головой» обозначало юридический акт предоставления кого-то в чье-то полное распоряжение. Это выражение использовалось, когда убийца крепостного передавался хозяину последнего в качестве компенсации, или если кто-то продавался в рабство, или если боярина подвергали ритуалу поругания
[1025]. Более того, при описании этого восстания и последующих русские источники подчеркивают, что толпа действовала «миром», то есть сообща. Прибегая к власти коллектива, собравшегося, чтобы требовать восстановления справедливости, толпа превращала это взаимодействие с властью из акта бесконтрольной жестокости в неофициальные справедливые переговоры
[1026].
Смерть Плещеева на второй день не положила конец кровавому ритуальному взаимодействию между царем и народом: толпа продолжала требовать выдачи Траханиотова и Морозова. Царь попросил об отсрочке еще в два дня, и на фоне пожаров, вспыхнувших по всему городу после полудня второго дня, 3 июня, попытался спасти Траханиотова, отправив его «в ссылку» на воеводство в незначительный город. Траханиотов уехал в ночь на 4 июня, но ситуация настолько обострилась, что царь вызвал его обратно. Царский посланец настиг его возле Троицкого монастыря, где он стал просить убежища. Монахи, боясь разгневанной толпы, смогли лишь исповедать и причастить его и отправили обратно в Москву
[1027].
Царь снова согласился отдать своего боярина толпе, однако на этот раз ему в большей степени удалось соблюсти видимость законности. Царь объявил, что Траханиотов приговорен к обезглавливанию за измену и за поджоги 3 июня (которые ему приписали слухи). Толпа сопроводила приговоренного на Красную площадь, где 5 июня палач обезглавил Траханиотова. Его голова «лежала целый день на его груди для зрелища», как напоминание о прежних демонстрациях частей тел подобных бунтовщиков, которые ранее проводились судами. Один русский источник расценивает это как казнь, по-настоящему санкционированную властью, говоря просто, что Траханиотова «казнили». Однако другой русский источник видит в этом лишь жестокость толпы: «На Земском дворе от черных людей убиен бысть»
[1028]. Итак, уже дважды царь Алексей Михайлович жертвовал своими людьми ради усмирения толпы.
Ритуальное действо, однако, на этом не завершилось, оно продолжалось до тех пор, пока не была решена участь Бориса Ивановича Морозова. Начало было положено 2 июня, когда толпа разгромила его дом, а 5 июня стала требовать его выдачи вместе с Траханиотовым. Перед царем Алексеем Михайловичем встал мучительный выбор, о чем сообщает шведский резидент Поммеренинг: «Его царское величество, говорят, просил их лучше убить его, чем Морозова…»
[1029] На третий день, 5 июня, в то время как толпа требовала выдачи Траханиотова и Морозова, царь трижды посылал патриарха и своего духовника вместе с несколькими боярами просить за Морозова, но все было тщетно. Наконец появился и сам Алексей Михайлович «с непокрытой, обнаженной головой и со слезами на глазах», умоляя толпу пощадить дорогого ему человека. Толпа начинала терять терпение: по словам шведского наблюдателя, «они готовы были и его царское величество до тех пор считать изменником», пока их требования относительно Морозова не будут удовлетворены. Согласно нескольким источниками, царь самолично принес клятву, целуя крест или икону (здесь источники расходятся) в руках патриарха, и обещал отстранить Морозова от должностей и отправить в изгнание. Только после этого толпа согласилась с его условиями и прекратила мятеж. Морозов был тайно выслан из Кремля ранним утром 12 июня, «и таким образом дано было удовлетворение желаниями народа»
[1030]. Царь получил мир, принеся в жертву жизни двух своих ближайших приспешников, и смог уберечь от гнева толпы только третьего из них.
Насилие в 1648 году в Москве было преисполнено символизма: толпа, ворвавшаяся в Кремль и обратившаяся непосредственно к царю, опиралась на общераспространенное представление о том, что царь несет ответственность перед народом. Сожжение тела Плещеева можно рассматривать как ритуал очищения огнем, разграбление боярских домов – как акт общественного остракизма. Поразительная покорность царя требованиям пожертвовать собственными людьми являлась актом моральной экономики патриархального царизма
[1031]. Повторение этого ритуального действа в 1682 году подтверждает тот факт, что это не было отдельным случаем бессмысленной жестокости.
