Рассвирепевшая толпа жаждала крови. Стрельцы ворвались на крыльцо и прямо на глазах у Натальи Нарышкиной и Петра схватили и убили А.С. Матвеева, в доме которого та воспитывалась. Они носились по дворцу и церквям, отыскивая бояр и чиновников, прятавшихся под алтарями, в чуланах, или застигали их врасплох, а затем бросали на острия бердышей и копий на глазах у застывшей от ужаса толпы. В тот день они убили по крайней мере девять человек, большинство во дворце и в Кремле, но некоторых и в московских приказах и домах. Среди жертв были брат Натальи Нарышкиной, стрелецкий полковник, бояре А.С. Матвеев, князь Г.Г. Ромодановский, князь Ю.А. Долгоруков с сыном Михаилом, думный дьяк Ларион Иванов с сыном и Федор Салтыков, сын боярина Петра Салтыкова. В последних двух случаях стрельцы ошиблись и с извинениями вернули тела убитых сыновей отцам, не надругавшись над ними
[1040]. В тот вечер дома трех ненавистных чиновников – князя Ю.А. Долгорукова, Ивана Максимовича Языкова и думного дьяка Лариона Иванова – были разграблены, что было символом общественного остракизма.
Насилие продолжалось еще два дня, что также напоминало о событиях 1648 года. Во вторник 16 мая стрельцы вернулись во дворец, чтобы требовать выдачи старшего Нарышкина, Кирилла Полуэктовича, его сына Ивана и иностранного доктора Даниила фон Гадена, обвиняя его в отравлении царя Федора Алексеевича. Царица Наталья Нарышкина умоляла подождать один день для проведения расследования и, по некоторым источникам, вместе с ней со стрельцами встречались Петр, Иоанн и царевны. В разрядной записке, составленной в конце 1683 года, утверждалось, что «великий государь указал им их выдать – думнаго дьяка Аверкея Кирилова, дохтура Яна да Степанова сына». Однако в других источниках перечисляются иные люди, начиная от сына фон Гадена и еще одного иностранного доктора Иоганна Гутменша, которых тоже схватили вместе с еще одним Нарышкиным, двумя стрелецкими полковниками и прочими
[1041]. В отношении старшего Нарышкина стрельцы согласились с просьбой женщин повременить, так же как и в 1648 году.
Стрельцы вернулись за своими главными жертвами, Нарышкиными и доктором Даниилом, 17 мая, то есть на третий день, как и в 1648 году. Они пообещали, что смерть этих двоих положит конец кровопролитию. И снова кремлевские женщины стали просить о пощаде. Бутенант описывает, как две вдовствующие царицы, Наталья Нарышкина и Марфа Апраксина, а также царевна Софья встали на колени, прося о милости. Им удалось отложить на день выдачу старшего Нарышкина, Кирилла Полуэктовича, но не Ивана Нарышкина и доктора Даниила. Последовала душераздирающая сцена. Согласно русской летописи, написанной церковным человеком около 1691 года, все женщины царской семьи стали молить о пощаде. Однако, когда они поняли тщетность своих усилий, был осуществлен ужасающий ритуал. Дочери царя от брака с Милославской ушли, пятясь к дверям и трижды поклонившись стрельцам, и оставили их наедине с Нарышкиными, царицей Натальей, ее матерью Анной и Петром. Рыдая, Наталья вернулась во дворец и вывела своего брата, которого они с матерью передали на верную смерть, «яко агня на заколение»
[1042].
Как и в 1648 году, требовалась ритуальная жертва, и Наталья Нарышкина, регентша при своем малолетнем сыне Петре (Иван тоже стал царем 26 мая), принесла в жертву своего брата, чтобы прекратить восстание. И действительно, после этого восстание стало затихать. Один только Андрей Матвеев не считал это актом добровольного жертвования жизнью боярина. В его рассказе о лично пережитых им событиях 1682 года, написанном в 1720-х годах, Нарышкины идеализируются. В основе такого отношения – личные мотивы: потеряв отца в первые дни восстания, Андрей Матвеев оказался под защитой Натальи Нарышкиной и несколько дней спустя тайно в чужой одежде был выведен из Кремля придворным шутом. Он укрылся в одном из отдаленных поместий царицы и рос под ее покровительством, а затем сделал дипломатическую карьеру при Петре. Вспоминая о событиях 1682 года, Матвеев сообщает, что Иван Нарышкин смело готовился к смерти, спокойно исповедался и причастился. Затем Наталья Нарышкина и Софья Алексеевна вручили ему икону Богородицы и пошли вместе с ним навстречу ревущей толпе и морю копий. Не смущаясь святой иконы, толпа ринулась к нему, схватила и поволокла прочь. Для Матвеева это был акт хаоса и насилия, а не принесение ритуальной жертвы
[1043]. Однако каким бы хаотичным и жестоким ни было это мгновение, это был также и ритуал, с помощью которого государь выполнял свою ужасающую обязанность по восстановлению социальной стабильности через убийство.
На следующий день женщины добились милости от восставших, как и в 1648 году Алексей Михайлович для Бориса Морозова. Вмешавшись в конфликт, чтобы просить о милости, они исполнили роль, отведенную им идеологией Московского государства, и 18 мая спасли жизнь престарелому Кириллу Полуэктовичу Нарышкину. Это было на следующий день после того, как стрельцы заявили о прекращении кровопролития. Современник так описал эту сцену: царевна Софья Алексеевна, из Милославских, говорила со стрельцами, а Нарышкин трижды пал ниц перед мятежниками. Стрельцы согласились на постриг Кирилла Полуэктовича и помещение его в Кирилло-Белозерский монастырь. Трех его малолетних сыновей тоже пощадили. Постриг был совершен на следующий день, и всех четырех Нарышкиных отправили в ссылку по разным местам
[1044].
