Воеводы были не единственными «проблемными» чиновниками на местах. С самого появления губной системы законодательно была предусмотрена возможность исков против губных старост и их сотрудников, злоупотреблявших своим положением. Таким чиновникам уже ранние губные грамоты угрожали штрафами, тюрьмой и суровым телесным наказанием. В 1669 году Новоуказные статьи передали преследование служащих губной тюрьмы в руки специально введенных этим кодексом сыщиков. И действительно, В.Н. Глазьев указывает, что местные жители часто жаловались на коррумпированность губных старост
[279]. В 1622 году шуйский губной дьячок подал жалобу против своих коллег – губного старосты и целовальников, что они брали взятки за защиту преступников и угрожали дьячку: «Меня… губной целовальник… взял за горло и вывел вон, а сказал: тебе-де тут что за дело? Да на меня ж… тот Офрем [один из целовальников. – Примеч. авт.] с товарыщи своими з губными целовальники похвалился смертным убивством на дорогах и на дому и везде, что-де где ни сойдуся я Офрем с тобою Ермолкою или товарыщи мои губные ж целовальники, не пустим тя жива за то, что с нами не советен и делаешь не по-нашему». Жители Углича сообщали в 1641 году, что их губной староста занимает свое место не по достоинству: «Молод и окладом мал, а по твоему государеву указу велено быть выборным лутчим дворяном». Они обвиняли его в пьянстве, разбазаривании различных запасов, избиении подчиненных и их отставке без царского указа. Они представили кандидатуру ему на замену, и в Москве немедленно уволили старого губного старосту и назначили его преемника
[280].
Рассчитывая на то, что царь как справедливый судья может исправлять беззаконие, местные жители и частные лица, не колеблясь, подавали жалобы и нередко достигали этим результата. Игумен и братия Кирилло-Белозерского монастыря в 1582 году, например, жаловались на губного старосту, который проводил описание их земель. Они обвиняли старосту в том, что он заставлял монастырь незаконно платить налоги за пустую землю, а также самовольно брал под стражу их людей и требовал поминков
[281]. В 1639 году коломенские и каширские помещики и крестьяне жаловались на засечных воевод, присланных из Москвы и вымогавших взятки и дополнительные налоги. Когда обвиняемым устроили очную ставку с истцами, они отвечали, что дополнительные деньги были подарком «в почесть», а не посулом (то есть взяткой). Однако их осудили и приговорили к битью кнутом и выплате денег, взятых у населения. Их начальников, двоих стольников, первоначально было велено казнить, а их имения – конфисковать, поскольку, как напоминал им приговор, их присяга и данные им наказы запрещали подобное поведение. Они были наказаны битьем кнута на торгу в Туле «нещадно без пощады», чтоб «иным неповадно было так воровать». Публичность наказания и тяжесть первоначального приговора демонстрировали и решимость государства бороться с коррупцией, и царскую милость. Карелы, поступившие на русскую службу, жаловались в 1657 году, что их обижали новгородские дворяне и дети боярские. Приказ велел собрать у них более подробные челобитные и наказал воеводам «сыскать всякими сыски накрепко», чтобы удовлетворить челобитчиков «чтоб от них о том… впредь никакого челобитья не было». Даже чиновники били челом на своих коллег: так, курский воевода писал в Москву в 1648 году, что местный губной староста незаконно выпускал преступников
[282].
Москва часто отвечала очень быстро. Ясачные татары и остяки пермского и чердынского региона били челом в 1621 году об избыточном налогообложении, злоупотреблениях и даже об убийстве двух своих товарищей сборщиками налогов. Они смело указывали на злоумышленников, которыми были «Андреевы и Петровы жильцы и прикащики Строгановых», могущественной семьи, которая владела монополиями по добыче полезных ископаемых на Урале. Разряд приказал местным воеводам провести полное расследование, «а вперед бы есте их… татар и остяков… ото всяких людей и от обид, и от насилства берегли» и заставили сборщиков налогов повиноваться закону. В 1636 году государство живо ответило на обвинение «татиных и разбойных дел подьячего» в Курске в пытке сына боярского без государева указа и презрительных словах о центральной власти. Подьячий был арестован в тот же день и все отрицал, утверждая, что сына боярского привели к пытке по закону и что тот оскорблял подьячего и угрожал ему во время расследования. Когда в 1686 году сотни землевладельцев выступили против писцов, описывавших их земельные владения, а те в ответ выдвинули свои обвинения, государство выслало на места новых писцов и обещало очные ставки всем челобитчикам по этому делу
[283]. В 1660 году в Калужский уезд был направлен сыщик в ответ на жалобы жителей на своего воеводу, который в ходе более чем 244 очных ставок со своими обвинителями отчаянно защищался. Расследования не были панацеей: в 1639 году в Шуе московскому правительству пришлось разбирать действия сыщика, который сам расследовал случай коррупции на местах; жители обвинили его в многочисленных бесчинствах
[284].
Одна из причин, почему эти случаи оставались нерешенными, могла быть связана с громоздкостью судебной процедуры: участники дел часто отвечали на обвинения обвинениями. Например, обе стороны в коррупционном деле в Нижнем Новгороде подали челобитные в Москву в 1682 году: городской земский староста еще в 1677 году был обвинен в «пьянстве и исступлении ума» и составлении документов на дому «без совету… посадцких людей и товарыщев своих земских старост, своим вымыслом и с советники своими». Истцы утверждали, что он признавал свое недостойное поведение и его духовный отец добился его отдачи в Макарьев монастырь «под начал» на покаяние. Но обвиненный подал ответную челобитную, назвав это клеветой и неправомерным обвинением «без суда и без очные ставки и без сыску». По его словам, он застрял в Великом Устюге, не доехав до места ссылки, где «лежал болен многое время», а теперь «помирает голодною смертью». В итоге он добился проведения законной тяжбы и был оправдан. Дела часто развивались таким путем, с обвинениями и контробвинениями, как в случае в 1684 года, когда человек, обвиненный в уклонении от уплаты налогов, подал встречный иск на местного земского судью за ложное обвинение, чтобы прикрыть его собственные кражи из казны. Если выяснялась ложность обвинения, суд назначал компенсацию за ущерб чести. В судебном деле 1667 года, например, посадский человек из Тулы обвинил местного воеводу и судью Разбойного приказа в вынесении ему неправедного приговора. Он проиграл дело, вынужден был заплатить штраф за бесчестье и подвергся телесному наказанию за покушение на честь лица с более высоким социальным статусом
[285].
